Бессонный патруль (сборник)

— Но даже и тогда хулиган получит по заслугам. Это другой случай, Ханзада.

Часы показывали без пятнадцати десять.

— Деньги она сожгла, — сказал я. — Получила и сожгла.

И я подробно рассказал о вчерашнем разговоре с Камилой Гуревич.

— Своей соседке я никогда не могла ответить так, как надо. Никогда… — говорила она. — А у нас с Володей характеры одинаковые. Даже на удивление. Я никогда почему-то не могу дать отпор сразу. Почему-то слова приходят потом, когда уже поздно. Отчего не сразу? Просто паралич какой-то от обиды. — Она медленно провела рукой по щеке, голос звучал глуше. — Мы часто переписывались. Каждую неделю приходило по несколько писем. Но вдруг замолчал. Думала, думала… Хотела командиру части написать, — девушка потупила взгляд. — Сердилась… — Она смутилась еще больше. — Вы даже не представляете, что для меня Володя… — И примолкла.

Я не торопил ее. Молчание длилось несколько секунд.

— Только он и бабушка… — Камила наконец подняла голову. — Как она смела распускать клевету! Боже мой! Какая подлость! Ведь я слышала об этом обществе «Эксплуатируем карманы юношей». Очередная ее шутка. Помню, еще зимой она веселила этим подружек… А вначале Задонская мне понравилась, — припомнила Камила. — С ней не соскучишься. Друзей у нее много. Думала, подружимся. Но потом… начался какой-то кошмар. Эти замечания, ухмылочки. Ноты потерялись… Мухи… Может, не поверите, но плохого я ей ничего не сделала. Даже не отвечала на ее шуточки. Как-то не могла… Конечно, расстраивалась. Старалась дома бывать реже. И вдруг поняла, что ненавижу ее самым настоящим образом. Что надо немедленно бросить квартиру… Как она ходит! Как говорит!.. Ее самодовольство. Смех. Желание командовать всеми. Ненавижу буквально все. Все! А тут письмо Володино. Знаете… Разрываю конверт, и… эта гадкая записка. Ну, такое во мне поднялось! Отомстить! Только это! Думаю: ты такая, и я тебе так же. Получай! И больше ни о чем другом… не хотела думать, — сквозь смуглоту ее щек явственно проступил румянец. — Посидишь без денег, узнаешь, как мне достается. Понимаю, все это несерьезно. Не по-взрослому. Надо было не так. Но нормальные мысли пришли позднее. Все рассказала Ираиде Ивановне, а она послала к вам…

Я где-то читал, в арсенале заплечных дел мастеров имеется изуверская пытка — капать водой с высоты на затылок. Методически и длительно повторяемый удар капли в одно и тоже место — непереносим. Жертва сходит с ума.

Примерно так, наверное, нагнетались в Гуревич неприязнь к Задонской и чувство сопротивления. Обида за обидой. Кап! Кап! Человек впечатлительный и скрытный, девушка замыкалась в себе. Молча переживала каждый удар. А они становились все ощутимее, больней. Внутреннее напряжение до поры не получало разрядки. И вот произошел нервный срыв.

К концу моего рассказа Ханзада опять был самим собой. Только раз по его лицу пробежала горькая, жесткая усмешка.

— Пепел! Где пепел? — Ханзада пошел в угол комнаты. — В сейфе?

— Твой трофей у меня, — я выдвинул ящик стола. — Смотри. — На горстке пепла лежал тот же недогоревший бумажный уголок величиной чуть больше спичечной головки.

— Теперь сравни с другим. — Я достал из ящика второй, точно такой же уголок, блестящий и желтоватый с одной стороны. — Видишь, сходны. Но второй получен экспериментально. Очень просто. Отрезать от пятерки уголок, от белой ее полоски, и поджечь. Этот пепел — деньги, Ханзада. Точнее, остатки денег…

Забегая вперед, замечу, что впоследствии это было полностью подтверждено выводами экспертизы.

— А мы с тобой и не догадались. Выходит, плохие мы пинкертоны!

— А вдруг она часть сожгла, а другую присвоила? — с вызовом спросил Ханзада и я увидел, как он украдкой взглянул на часы. До прихода Задонской оставалось всего три минуты.

— Какой ты рационалист, однако.

— А умышленное уничтожение имущества? — примерил Ханзада другую статью.

— Статья-то подходит, — сказал я, — но посуди сам: явка с повинной, ущерб возмещен. Нужно ли привлекать Гуревич?

— Пожалуй… — Ханзада пришел в движение, будто ожившая фотография. Он опять не смотрел на меня и бубнил, частил без остановки. — Видите! Значит осмотр нужен! Кто оказался прав? Ага! А если бы я не нашел? Если бы осмотра не было?.. — Он тогда не понял моей иронии. Разумеется, осмотр был необходим. Но оправдываться поздно.

— Если бы да кабы… Результат один. Презумпция невиновности. Знаешь?

— Еще бы! — упавшим голосом сказал Ханзада. — Следователь обязан исходить из предположения, что лицо не виновно.

— Пятерка, — похвалил я, — Завтра на планерке доложишь это дело. Любопытный оборот все-таки!

Но Ханзада почему-то сник и слушал с прохладцей. Он опять сидел в любимой позе, крутил двумя пальцами прядку волос. В сквере, куда поглядывал Ханзада, бегала детвора. Пенсионеры отдыхали на лавочках.

— Мне бы о другом, — запоздало отозвался Ханзада. — О раскрытии бы. Про настоящего преступника. А это какое-то исключение из правила. Вы уж сами… — он уныло подергал себя за лацкан пиджака.

— Чудак-человек! — изумился я, — Будет другое! Будут раскрытия. Но пойми… А, впрочем, — махнул я рукой, — сам разберешься.