Бессонные ночи

Сейчас. Сказать сейчас. Мои зрачки испаряются, по мышцам моим проходит дрожь, а сердце так горит, обугливает внутренности. Люблю. Так люблю. Скажи. Скажи сейчас. Нет. Нет. Да.

Завтра будет поздно, ты уедешь и не вернешься еще полгода. Я скажу, приму её в объятия. А она оттолкнет меня. Бросит грустный взгляд. Моя любовь — твоя обуза. Идти рядом, разговаривать. Не любить, барьер не разбить между двумя душами. Ты её попутчик. Но скажи. Не могу, ноги тают, глаза вытекают из глазниц, мозг закручивается.

— Ну лан, мне пора: завтра экзамен. Всю ночь просижу, чувствую, но подготовлюсь, — говорила Дженни.

Нет. Если скажу ей сейчас, она же наверняка будет волноваться. Не может быть, что её это не затронет. Нельзя, у неё завтра экзамен, мне не следует волновать её. Мы обнялись и распрощались.

Поступил я тогда так от чистого сердца, или это всего лишь было оправдание трусости? Я и сам до сих пор не знаю. Но чувствую, что я совершил тогда двойной обман. Первый обман был самому себе. А второй был обман в сторону Дженни. Обман молчанием. Иногда молчание — главный обманщик.

Я стою, держа в руках амулет, смотрю вдаль на остров, где возвышается мрачный маяк, о котором уже давно ходят зловещие легенды и слухи. Сегодня я окончу свой странный путь, построенный из обмана и танцев. А потом покончу с любой ложью, ибо ложь моя станет правдой. В голове моей крутятся мысли об Этель, раскаляя мое сердце. Я всё ей скажу без страха. Я чувствую, чувствую, что люблю её.

Пускай меня эта любовь сотрёт в порошок, в пепел, не оставит и следа от былого Шольца. Я потерял себя в бесконечном лабиринте лжи, что сами построил. Но в этом мраке я нашел другого потерянного человека, Этель. И она стала для меня светилом, а я стал её надеждой. Кому мы еще нужны, кроме как друг другу. А больше и не надо. А зачем мне больше?

***

Я дышу в темноте. Я стою в тишине. Перегоревшая лампочка не освещает старый тесный подъезд, пахнущий пылью. Я стою перед дверью, покрашенной в чёрный цвет. Глазок смотрит на меня, как адский страж. Его взгляд бездонен. Чувство, что плитка на лестничном пролете тает, затягивает меня. Закрытая дверь предстает бесконечным коридором. Шагну вперед и кану в никуда. Меня словно удерживает некая темная сила. А может и действительно удерживает. Впивается тоненькими когтями-проводами в плоть, щекочет нервы изнутри, выпивает витамины из организма.

Дверь. Каждый раз дверь. И либо надо постучать, либо проводить кого-то за неё. Двери обладают страшной силой. Этот страх, откуда он исходит? Я больше не имею на него права. Не лгу ли я себе в очередной раз, испытывая чувство страха? Нет времени над этим думать. Я стучусь.

Бесконечно долгий промежуток времени проходит перед тем, как дверь открывается.

На пороге меня уже ждет Этель Мейер. На неё накинуто пальто, под которым виднеется красивое зеленое платьице. Она выглядит в нем куда моложе, чем есть на самом деле. Просто выпускница. А глазки блестят. Я уже замечал это за ней, когда она действительно увлекалась моими россказнями, Этель словно сразу же молодела. Тем она становилась мне лишь милее.

— Этель… куда это ты так красиво разоделась? — спрашиваю у неё я, улыбаясь.

— В рай, конечно. Ты же пришел сюда за мной, чтобы мы могли окончательно сонастроиться?

— Да. Просто путь не самый чистый, возможно, попачкаемся. Нам не близко. Нам на заброшенный маяк.

— Тот самый, где еще огни сами загораются? Пойдем.

— Подожди, Этель, — останавливаю её я, — перед тем как мы уйдем… ух, это будет не легко. Я хочу, чтобы ты мне рассказала о том, что гложет тебя, что тебя терзало. Полностью, чтобы ничего не осталось в тайне. Потом и я скажу тебе кое-что важное.

Мы проходим внутрь и садимся на кровать. Я обнимаю Этель одной рукою.

— Скажи пророк, зачем тебе все это знать.

— Все просто. Наше дело требует истинности и искренности. Как можно сонастроиться через танцы, когда твое тело сковано тысячей внутренних зажимов лжи?

Вновь окидываю глазами комнату Этель, замечаю то, что при первом посещении этого места не бросалось в глаза. Стол подперт книжкой, на корешке которой нарисован маленький белый корабль. У подушки лежит небольшая вязанная жабка. Вижу обрывок бумаги на стене. Приглядевшись, вижу очертание побережья Экзайленда. Когда-то на этой стене висела карта мира.

— Ты прав. Ты прав, — говорит Этель, — просто не говори потом, что я на тебя вывалила кучу ментального говна. Но большую часть ты уже знаешь. Смешно правда, я не то, чтобы много про себя рассказывала, а почти всё уже и рассказала. Всё, что я могу про себя рассказать, это то, что я продавщица и была изнасилована.

Ну, сейчас еще занимаюсь религиозными танцами. Прости, может прозвучать, что я грубо и пренебрежительно отношусь к нашему делу. Просто у меня такая манера, настолько привыкла я разочаровываться во всем на свете, что уже заранее начинаю пренебрежительно относится к вещам. Лучше заранее критиковать, чем потом разочаровываться. А то я уже наразачаровывалась в жизни.