– Я прогуляюсь до «Красного яблока», куплю мороженого, – сказал он Луизе. Было почти десять часов. Его сердце бешено колотилось в груди, и ему сложно было расслышать собственные мысли из-за переполнявшего его ужаса. Ему совсем не хотелось мороженого, это был просто повод пойти в «Красное яблоко». Была первая неделя августа, и диктор по радио сказал, что днем температура поднимется выше девяноста градусов по Фаренгейту, а вечером ожидаются грозы.
Ральф подумал, что грозы его уже не волнуют.
В коридоре у двери в кухню Луиза красила книжный шкаф в темно-красный цвет, подстелив под него газеты, чтобы не заляпать пол. Она поднялась на ноги, держась руками за спину, и потянулась. Ральф слышал, как хрустят ее позвонки.
– Я тоже с тобой схожу. А то, если я не отвлекусь продышаться, у меня вечером будет болеть голова. Не знаю, чего мне вдруг стукнуло красить шкаф именно сегодня, в такой душный день.
Ральфу было совсем не нужно, чтобы Луиза сопровождала его в «Красное яблоко».
– Да нет, дорогая, не стоит. Я принесу тебе кокосовое эскимо, твое любимое. Я даже не буду брать с собой Розали, сейчас так влажно. Может, ты просто подышишь на заднем крыльце?
– Любое эскимо, которое ты понесешь мне в такую погоду, растает еще до того, как ты доберешься до дома, – сказала она. – Пойдем пройдемся по тенечку, если там вообще есть тень…
Она вдруг замолчала. До этого она улыбалась, но теперь ее улыбка исчезла, а в глазах появилось отчаяние. Ее серая аура, которая с годами слегка потемнела, замерцала красно-розовыми угольками.
– Ральф, что случилось? Что ты собираешься делать на самом деле?
– Ничего, – сказал он, но шрам у него на руке горел, и тиканье часов смерти было повсюду, громкое, почти оглушительное. Напоминание о том, что у него назначена встреча. Что он давал обещание, которое должен сдержать.
– Нет, что-то случилось, и это тянется уже два-три месяца, если не больше. Я глупая женщина… я видела, что что-то происходит, но боялась себе в этом признаться. Я боялась. И правильно делала, да? Я была права.
– Луиза…
Она шагнула к нему, быстро, почти скользя – старая травма спины совершенно не сковывала ее движений, – и прежде чем он успел ее остановить, взяла его правую руку и внимательно на нее посмотрела.
Шрам светился ярким красным светом.
Ральф на мгновение понадеялся, что это мерцание существует только в мире аур и что Луиза его не увидит. Но когда она подняла глаза, в них был ужас. Ужас и что-то еще. Ральф подумал, что это было понимание.
– О Господи, – прошептала она. – Люди в парке. Те, с забавными именами… Клото и Лахесис, что-то такое… и один из них разрезал тебе руку. Ральф, Боже мой, что ты собираешься делать?
– Луиза, не надо…
– Не смей мне указывать, что мне надо, а что не надо! – закричала она ему в лицо. – Не смей! Не смей!
– Мне надо идти. – Он повернулся и пошел к двери. И в спешке он не заметил того, на что обязательно обратил бы внимание Шерлок Холмс: собака, которая должна была залаять – собака, которая всегда лаяла, когда в этом доме повышали голос, – молчала. Розали не было на ее обычном месте, у двери… а сама дверь была приоткрыта.
Но сейчас Ральф не думал о Розали. Он чувствовал, как у него подкашиваются ноги, и ему начало казаться, что он не дойдет до крыльца, не говоря уже о «Красном яблоке». Сердце бешено колотилось в груди; глаза горели.
– Нет! – закричала Луиза. – Нет, Ральф, пожалуйста! Пожалуйста, не оставляй меня!
Она побежала за ним, хватая его за руки. Она все еще держала кисточку, и красные капли, которые забрызгали его рубашку, очень напоминали кровь. Теперь она плакала, и эта скорбь разбивала ему сердце. Он не хотел уходить, оставив ее вот так: он просто не мог так уйти.
Он повернулся и взял ее за руки.
– Луиза, мне надо идти.
– Ты не спишь. – Она опять начала захлебываться словами. – Я знала об этом, и я знала, что что-то не так, но это не важно… мы убежим, мы можем уехать прямо сейчас, сейчас же. Мы только возьмем Розали, зубные щетки… и уедем…
Он сжал ее руки, и она замолчала, глядя на него мокрыми от слез глазами. Ее губы тряслись.
– Луиза, послушай меня. Я должен идти.
– Я уже потеряла Пола, я не хочу потерять еще и тебя! – простонала она. – Я не выдержу этого! Ральф, я просто не выдержу!
Он почувствовал, что у него по щекам текут слезы, и подумал, что это скорее от усталости, чем от горя. Если бы он мог объяснить ей, что это ничего не изменит, просто ему будет еще тяжелее сделать то, что он должен сделать…