Бессердечный принц. Раскол (СИ)

Внезапная тишина заставила меня насторожиться, а когда за спиной раздалось тяжелое дыхание, я и вовсе замер. Пальцы посинели, пистолет покрылся ледяной коркой, волоски на теле встали дыбом, и по коже побежали мурашки от чужого прикосновения. Стараясь не дергаться, я медленно повернул голову вправо, после чего опустил взгляд.

— Оу. Кажется, демон выбрал не ту жертву, на которую ты рассчитывал, — захихикал неподалеку зеркальщик, едва я развернулся лицом к демону.

Белая борода и цвет глаз, словно скованные льдом воды Байкала. Кристально чистые, холодные, на дне которых плескался приговор. Карачун опустил ресницы, затем неожиданно взмахнул рукой, сжимавшей посох, после чего порывистая метель сбила меня с ног.

Уже падая в закрывающийся портал, я почувствовал, как осколки зеркал пробрались под одежду и резанули кожу. За мной метнулись тени — верные гончие всегда следовали за хозяином. Тогда-то я осознал, что сегодня не умру. Во всяком случае, не в ловушке зеркальщика посреди тысяч безмолвных отражений.

«Спасибо, Карачун», — мысленно выдохнул я, закрывая глаза и отдавая последние силы демону.

«Здравия, княжич».

***

— Подъем, добрый молодец!

Я резко проснулся и скатился с дивана раньше, чем удар костяной палкой достиг поясницы. Гостиная ходила ходуном, голова гудела, по вискам били барабаны, а во рту образовался сухой ком с привкусом чего-то стухшего. Последствия вчерашней пьянки дали о себе знать тяжелым похмельем и косым взглядом моей соседки по лестничной клетке — Янины Сергеевны Травной, Бабы-яги в каком-то там поколении.

— Сопишь, касатик? — бельмо на правом глазу исчезло, когда Янина Сергеевна, моргнув, склонилось надо мной. Ее горб обозначила выцветшая ткань халата, а на крючковатом носу сползли на кончик бурые бородавки.

— Здрасте, баб Ян, — пробормотал я, проведя ладонью по лицу.

Представляю себе, как выглядел со стороны: опухший, вонючий, со спутанными волосами, без майки и в расстегнутых штанах. Позорище. Знал же, что у Янины Сергеевны ключи. Каждое утро она заходила в гости, словно к себе домой. Спасибо реакции, по голове палкой не прилетело.

— Ты чаво, касатик, медовуху вчера глушил без старушки? — повела носом Янина Сергеевна, затем сунула палку подмышку и скрестила на груди сухонькие ручки.

Я потер глаза, после чего с трудом поднялся и рухнул обратно на диван. Вчера я так и не удосужился расстелить постельное, потому спал в окружении маленьких подушек. Одна из них валялась под журнальным столиком, вторая почему-то оказалась в ногах. И судя по отпечатку кнопок на коже, я умудрился заснуть в обнимку с пультом от телевизора.

Только где он?

— Баб Ян, вам нельзя пить, — отозвался я рассеянно, ища плед или одеяло, чтобы прикрыться.

— Чавой нельзя-то, — обиделась Янина Сергеевна. — Мне ста лет не минуло.

— А после сотни медовуху пить запрещается?

— Рекомендуется переходить на самогон, хлопец, — трость ударила по левому колену, и я взвыл от боли. — Прикройся, охальник! Неча перед дамой трусишками да титьками светить. Я мож и стара, но таки еще ого-го!

Пока я приходил в себя и растирал место удара, Янина Сергеевна с кряхтением двинулась в коридор. Ее сгорбленное тельце двигалось с осторожностью, будто каждый шаг давался несчастной с усилием — мешала больная нога и хрупкие ноющие кости. Отличный образ бедной пенсионерки для тех, кто не знал Янину Сергеевну лично.

Видел я, как моя соседка бодро в автобус забегала и народ расталкивала. А кто возмущался — проклинала прямо на ходу: плевка достаточно, чтобы человек с мигренью на неделю слег. Или еще какой хворью.

— Баб Ян, давайте без нотаций, — устало пробормотал я, когда нашел смартфон. Тот валялся на полу, чудо, что никто не наступил. — И приличные люди предупреждают о своем приходе.

— Щас палкой по хребтине дам.

— Молчу. Завтрак на столе?