К ним подошла экономка и, не сказав ни слова, начала поправлять постель.
Хелен понимала, что подобное поведение возмутительно с любым мужчиной, не говоря уже о незнакомце. Кэтлин, несомненно, пришла бы в ужас. Но Хелен провела в изоляции всю свою жизнь и, хотя, по возможности, всегда следовала правилам, в то же время, при необходимости, могла легко от них отказаться. В своей обыденной жизни Уинтерборн был могущественным и влиятельным человеком, но сейчас он страдал от боли, и она воспринимала его, практически, как ребёнка, нуждающегося в помощи.
Хелен попыталась опустить его на подушки, но он с хрипом запротестовал. Его рука сжалась вокруг её запястья. Хотя хватка не причиняла боли, она чувствовала её мощь. Если бы он пожелал, то легко мог бы сломать ей кости.
– Пойду, принесу пару вещиц, чтобы облегчить ваше состояние, – сказала она мягко. – Я скоро вернусь.
Уинтерборн позволил ей уложить себя на подушки, но запястья не отпустил. Хелен смущённо посмотрела на большую руку, а затем её взгляд переместился на его лицо. Глаза и лоб Уинтерборна скрывали бинты, но под синяками и царапинами легко угадывались суровые черты лица, заострённые скулы, крепкая и решительная челюсть. Вокруг рта отсутствовали мимические морщины от улыбки, как и любой другой намёк на мягкость.
– Я вернусь в течение получаса, – сказала Хелен. – Обещаю. – Уинтерборн не ослабил хватку. – Я обещаю, – повторила она. Свободной рукой она легонько погладила его пальцы, уговаривая их разжаться.
Перед тем как заговорить, он попытался смочить губы языком.
– Кто вы? – хрипло спросил он.
– Леди Хелен.
– Который сейчас час?
Хелен кинула вопросительный взгляд на миссис Чёрч, которая подошла к каминным часам.
– Четыре часа, – сообщила экономка.
Он собирался засечь время, догадалась Хелен. И помоги ей бог, если она опоздает.
– Я вернусь к половине пятого, – сказала она. Через мгновение она тихо добавила: – Доверьтесь мне.
Постепенно рука Уинтерборна разжалась, освободив Хелен.
Глава 21
Первое осознанное воспоминание Риса после железнодорожной катастрофы, было о том, как кто-то, возможно доктор, спрашивал, не хочет ли он за кем-нибудь послать. Он тут же замотал головой. Отец умер, а пожилая мать, суровая и хмурая женщина, живущая в Лондоне, являлась последним человеком на земле, кого он бы хотел видеть. Даже если бы он попросил её о поддержке, она бы не знала, как её оказать.
Рис никогда в своей жизни не был серьёзно ранен или болен. Даже в детстве он обладал крепким телосложением и выносливостью. Его валлийские родители лупили его бочарной доской за любой проступок или минутную леность, и он, не дрогнув, принимал самые строгие наказания. Отец работал бакалейщиком, они жили на улице лавочников, где Рис не просто научился искусству ведения торговли, а впитал его с молоком матери.
Построив своё собственное торговое предприятие, он никогда не позволял личным отношениям отвлекать его от работы. Конечно, Рис заводил романы, но только с теми женщинами, которые были согласны на его условия: их связь не выйдет за пределы спальни. Теперь, когда он лежал в незнакомой комнате, задыхаясь от терзающей его боли, Рис подумал, что, возможно, он стал чересчур независимым. Должен быть кто-то, за кем можно послать, кто в состоянии о нём позаботиться в такой беспрецедентной ситуации как болезнь.
Несмотря на прохладный ветерок, задувавший в открытое окно, всё тело горело огнём. Гипс на ноге сводил с ума почти так же сильно, как неослабевающая боль в сломанной кости. Комната словно вращалась вокруг, отчего Риса мутило. Ему оставалось только беспомощно ждать, считая минуты до того мгновения, когда девушка вернётся.
Леди Хелен... утончённое создание, к которым он всегда относился с особым презрением. Представительница класса, который считал его ничтожеством.
Через некоторое время, которое показалось ему вечностью, он почувствовал, что в комнату кто-то вошёл. Рис услышал тихий скрежет, словно по металлу провели стеклом или фарфором.
– Сколько времени? – резко спросил он.
– Четыре часа двадцать семь минут, – раздался бодрый голос леди Хелен. – У меня в запасе осталось ещё три минуты.
Он сосредоточено прислушивался к шуршанию юбок... к звукам журчания воды в стакане и перемешиванию в нём льда. Если она собиралась его чем-то напоить, то зря: сама мысль о том, чтобы проглотить любую субстанцию, вызывала в нём дрожь отвращения.
Девушка подошла к нему совсем близко, он чувствовал, что она над ним склонилась. Затем леди Хелен обтёрла его лоб, щёки и горло, смоченным в воде, отрезом фланели, ощущения были настолько приятным, что он измученно вздохнул. Когда она на мгновение убрала ткань, он потянулся вслед за ней, тяжело дыша.
– Не останавливайтесь. – Он разозлился, что ему приходится выпрашивать столь малые блага.