Бессердечный

Я внимательно посмотрел на него и со значением произнес:

— Елизавету-Марию фон Нальц.

— О, я читал об ее исчезновении! — тут же отозвался гипнотизер. — Такая трагедия!

— Мы найдем ее.

— Но почему именно здесь?

— Тайна следствия.

— Не подумайте, будто я сомневаюсь в вашей компетенции, главный инспектор…

— Старший инспектор.

Маэстро Марлини улыбнулся:

— Мне как человеку сугубо штатскому простительна эта ошибка, старший инспектор. Просто вас ввели в заблуждение. — Он подошел к столу, на котором стояла початая бутылка вина и ваза с фруктами, наполнил бокал и предложил: — Выпьете?

— На службе.

— Похвальное рвение! Дослужиться в столь юном возрасте до старшего инспектор, вероятно, было нелегко?

— Внешность обманчива, маэстро, вам ли об этом не знать? — без заминки парировал я, внимательно наблюдая за действиями констеблей. Те проверяли все коробки и ящики, где мог бы укрыться человек, и все же что-то в их перемещениях по комнате вызывало смутное беспокойство.

— А ваши очки? — вновь отвлек меня гипнотизер. — Первый раз такие вижу, позвольте взглянуть.

Рука против воли потянулась к дужке, но я вовремя остановил это движение и почесал щеку.

Маэстро Марлини рассмеялся:

— Надо заказать себе такие же.

— Вряд ли они пригодятся вам на каторге, — покачал я головой.

— А как же презумпция невиновности?

— Дочь главного инспектора полиции — не та персона, похититель которой может рассчитывать на снисхождение.

— Мне непонятно ваше ожесточение, — оскорбился фокусник. — У вас в этом деле личная заинтересованность… старший инспектор Моран?

— О да! — улыбнулся я, сообразив вдруг, что именно вызывает чувство неправильности происходящего. Центр помещения оставался свободным от ящиков, но и констебли, и ассистенты маэстро передвигались исключительно вдоль стен.

— Личная заинтересованность вредит делу, — наставительно заметил гипнотизер, явно в душе потешаясь над одураченным болваном.

Я ничего не ответил, только махнул рукой, подзывая полицейского, осматривавшего штабель коробов в дальнем углу.

— Констебль! Подойдите!

Постовой встрепенулся и поспешил выполнить распоряжение. Но двинулся он не напрямик, а опять же вдоль стен, словно центр комнаты преграждало некое препятствие, которое он обходил, сам того не осознавая.

— Слушаю, старший инспектор? — объявил полицейский, приблизившись.

— Какие успехи?

— Ничего.

— Продолжайте! — отпустил я его и повернулся к маэстро, который следил за нашим разговором с нескрываемым любопытством.

— Вы ничего не найдете, — уверил меня фокусник. — И на самом деле у вас нет никаких прав на обыск. Уверен, наш антрепренер уже вызвал адвоката. Советую покинуть цирк до его появления.

— Советуете? — негромко рассмеялся я и левой рукой выбрал из вазы с фруктами три некрупных апельсина. — Знаете, а я ведь одно время жил при цирке. Мой отец представлял интересы антрепренера. Разумеется, наша труппа была не чета вашему цирку, но в любом случае меньше всего мой папенька желал вмешиваться, когда у циркачей возникали проблемы с полицией.

— Это не лучшим образом характеризует вашего отца! — резко бросил маэстро.

— Боюсь, это общая черта всех законников. Они предпочитают дожидаться, пока ситуация разрешится сама собой. Вы уедете на гастроли, а им тут жить.

— Это угроза?

— Вовсе нет. Знаете, чему еще я научился в цирке?

Гипнотизер передернул плечами.

— Констебли закончили обыск, — заявил он. — Вам лучше уйти.

Я сделал вид, будто этой реплики не расслышал, подкинул в воздух сначала один апельсин, затем другой и третий и принялся жонглировать ими левой рукой.

— Правая у меня была тогда в гипсе, — сообщил я фокуснику. — Правой жонглировать я так и не выучился.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к вашим обвинениям!

— Никакого, — ответил я; все мое внимание было приковано к взлетавшим в воздух и вновь падавшим в ладонь апельсинам.

Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Этот немудреный ритм полностью захватил сознание и вогнал в транс. Разум очистился, во всем мире остались лишь оранжевые шары с холодными, слегка шершавыми боками. Они взлетали и падали, снова взлетали и снова падали.

— Прекратите паясничать! — не выдержал наконец маэстро, и тогда я кинул апельсины ему, а сам резко обернулся, охватывая взглядом все помещение разом.

Маэстро Марлини был хорош и даже, не побоюсь этого слова, гениален. Без какой-либо подготовки, всего парой ничего не значащих фраз и банальных жестов он умудрился забраться в головы незнакомых людей и заставил их не обращать внимания на возвышавшийся в самом центре комнаты ящик на поворотной основе. Мы видели его, обходили, но не обращали никакого внимания, и только дурацкая игра с апельсинами позволила мне выскользнуть из-под сети искусного гипноза.

— Что это? — громогласно поинтересовался я, чем сразу привлек к себе недоуменные взгляды констеблей.

— О чем вы?! — удивился фокусник, уже далеко не столь беспечно и вальяжно как раньше.

— Этот шкаф, вы осмотрели его? — указал я на центр комнаты, и лишь тогда полицейские заметили все это время находившийся на всеобщем обозрении высоченный ящик.