Бессердечный

— Всему свое время, — уверил меня герцог. — Все было просто замечательно, пока здравствовал Климент. Природа наградила его крепким здоровьем, но его единственная дочь умерла при родах внучки, а у той еще в младенческом возрасте врачи обнаружили порок сердца. Это подкосило его, он сгорел от горя в считаные дни. И тогда Эмиль выразил желание занять престол. «Брат наследует брату, что в этом такого?» — сказал он нам.

— Надо понимать, вдовствующая императрица была против?

— Не только она, — помрачнел герцог. — Среди старой гвардии произошел раскол. Некоторые из нас полагали, будто все должно идти своим чередом, другие требовали поддержать Эмиля. Он был одним из нас, императрица — нет. Но единства не было. Решение принять не получалось.

— И тогда дедушка достал из рукава козырного туза…

— Эмиль пошел ва-банк. Он пообещал обнародовать наш секрет, если мы не поддержим его в претензиях на трон. Он угрожал разрушить все, чего мы достигли!

— И вы избавились от него? — догадался я. — Не было никакого африканского гриппа?

— Вовсе нет! — возразил сиятельный. — Мы повиновались ему, ведь он знал все наши самые сокровенные страхи.

— Тогда что пошло не так?

— Кто-то проболтался, должно быть, — пожал плечами владелец особняка. — В том году свирепствовал грипп, внезапные смерти никого не удивляли. Былые соратники Климента умирали целыми семьями. Мы ничего не смогли изменить.

— Почему вас не арестовали?

— Мы не были клубом джентльменов! — рассмеялся герцог. — Мы начинали в такие времена, что за одно лишь дурное слово о властях могли выпотрошить и четвертовать, потом возвратить к жизни, снова выпотрошить и спалить на костре. Мы всегда предпринимали определенные меры предосторожности. Выжили самые предусмотрительные. Те, кого не расслабили долгие годы спокойной жизни.

— Параноики, — заявил я, нисколько не сомневаясь, что только параноики могли следить за родственниками человека, умершего полтора десятка лет назад.

— Мы знали, что Эмиль укрыл документы в надежном месте, мы не могли позволить им попасть не в те руки. Дело уже не во власти, дело в выживании человечества. Только мы не даем аду вырваться на волю, только мы. И мы не становимся моложе. К тому же императрица кое-что знала о нас от своего покойного супруга, она до сих пор выискивает следы нашего общества. Мы не могли рисковать и принимать новых членов. Мы постарели.

— Но что такого знал о вас Эмиль Ри? — напрямую спросил я.

— Мы победили падших с помощью науки, но что придумал один гений, рано или поздно сумеет повторить другой, — медленно и печально произнес герцог, глядя в сторону окна. — Я не силен в технических деталях, все эти электромагнитные волны и частоты для меня — темный лес. У нас остались верные люди в движении «Всеблагого электричества», мы снабжаем их деньгами, они ремонтируют оборудование. Эмиль знал все. Людей, принцип работы, частоту, коды, координаты передатчиков. Если эта информация всплывет, уничтожить сеть не составит никакого труда.

— А попросить защиты у императрицы?

— Никто из нас не становится лучше со временем, — грустно улыбнулся герцог Тальм. — Виктория полагает нас своими врагами, она скорее разрушит все, нежели поверит в наши благие намерения.

— Но зачем? — спросил я. — Зачем вы рассказали мне об этом? Я ничего не знал о ваших делах, так какого черта?

— Думаю, вы имеете право знать, зачем это все.

— Что вы имеете в виду?

Герцог Тальм отвернулся к окну, потом вздохнул:

— Эмиль был моим другом, виконт. Я должен был отговорить его от той авантюры, должен был приложить все усилия, но даже не попытался. Я хотел видеть его на троне, старый дурак! А в итоге все полетело в тартарары. Мы продолжаем жить в своих потомках, виконт. Вы — единственный родственник Эмиля, в какой-то мере вы — это он.

Я перехватил быстрый взгляд собеседника в сторону окна и невольно поежился.

— Позвольте мне выразить сомнение в искренности ваших слов, Дункан.

— Дорогой Леопольд, один только факт, что вы до сих пор живы, подтверждает мою искренность лучше всяких уверений.

Но я не поверил. Я чувствовал отголоски страхов, и мне это категорически не нравилось. Старик чего-то боялся. Он чего-то ждал, и совершенно точно это было не возвращение отправленного за броневиком детектива-сержанта. Да и не слишком-то вязались его слова с электрическим стулом, на котором мне когда-то довелось посидеть.

Я посмотрел на окно, окинул взглядом просторный зал. Богатое убранство его вызывало завистливое уважение, наборный паркет красного дерева был до блеска натерт воском, и вместе с тем ощущалось некое запустение. Балы здесь не проводились очень и очень давно.

Герцог Тальм уловил обуявшие меня сомнения и предложил:

— Вина?

— Не стоит, — отказался я и отправил в рот мятный леденец. Больше ничего говорить не стал.