Беспримерный подвиг (О героизме советских воинов в битве на Волге)

Мне известен случай, когда на промежуточном пункте в районе разъезда Басаргино осталась только одна девушка-связистка — Надя Клименко. Когда все ее подруги были убиты или ранены, Клименко не ушла с поста и до последней минуты докладывала обо всем, что происходит на иоле боя. Вот ее последние доклады на узел связи армии: «Около пункта наших людей нет, я осталась одна, вокруг рвутся снаряды… Вижу, правее меня двигаются танки с крестами на броне, за ними идут пехотинцы… Мне уходить уже нельзя, все равно пристрелят, буду информировать. Слушайте… К моему пункту подходит танк, из него вылезают двое… Эти двое осматриваются кругом — они, кажется, офицеры, — направляются ко мне. Мое сердце замирает от страха, что-то будет…» На этом передача оборвалась. Что было дальше с Надей Клименко, никто не знает.

Спустя много лет после войны я встретил бывшую связистку — бойца 62-й армии товарища Разумееву. Встреча произошла на собрании избирателей накануне выборов в Верховный Совет СССР. Мы долго беседовали. Перед нами вновь и вновь вставали картины боев, которые остались далеко позади, но которые забыть невозможно. Передо мной была скромная, серьезная женщина, которая говорила о своих боевых подругах, а о себе лишь тогда, когда я задавал ей прямые вопросы и просил рассказать подробнее о том, что делала она сама.

— О себе?.. — удивленно пожимала она плечами. — Так ведь я о себе и говорю. Вместе со мной на Мамаевом кургане была Мария Гуляева, маленькая девчушка из Камышина, та самая, с которой мы вместе 12 сентября 1942 года под беспрерывной бомбежкой вырыли блиндаж, правда, выход мы сделали в сторону противника, но не беда, наш узел связи находился там с 1 по 14 сентября. Вместе с ней, а потом с Шурой Шешеньей мы дежурили на коммутаторе. Там же в городе, но в других местах, была Тая Вдовина, Люба Стукалова, Клавдия Штонда, Лена Перетолчина и другие. Особенно запомнилась мне связистка Шура по фамилии Шешенья. Это с ней и с Таей Вдовиной я дежурила у телефонов на Мамаевом кургане 13 сентября. В этот день Шура и Тая были тяжело ранены. Меня засыпало в яме, в которой гасили известь, а Шуру ранило осколком бомбы или снаряда — не знаю. Когда меня вытащили из ямы, Шура была без сознания. Мы перевязали ей ноги и сразу не заметили, что она ранена еще в грудь. Да и где там было заметить! Как ни трудно было, мы донесли Шуру до первого санитарного пункта, думая, что она еще жива. Меня потрясли слова, которые я услышала, когда Шуру положили на землю: «Да ведь она же мертвая!..»

Помню 31 августа 1942 года. Яблоновая балка. Фаня Резник, маленькая, смуглая, с чуть вьющимися каштановыми волосами, со своей подругой сидят в палатке у радиостанции, которая развернута на голом месте, если не считать маленький ровик рядом с палаткой.

Девушки уже слышат гул приближающихся бомбардировщиков, но не уходят: нужно передать срочное сообщение о наступлении немцев, о том, что вражеские танки прорвались в тыл одной из наших частей. И они не ушли. Ни Фаня, которая вела передачу, ни ее подруга, сидевшая рядом с ней. Так уж повелось у девушек-связисток: не бросать подруг, какая бы опасность ни угрожала.

Наблюдая за летящими самолетами и прислушиваясь к вою бомб, девушки определяли, где примерно будут рваться бомбы. Один, второй заход самолетов. А они все передают. Но вот самолеты сделали третий заход, и… на месте палатки зияет воронка.

С тяжелым чувством уходили связисты из Яблоновой балки. Здесь они оставили своих боевых товарищей — Фаню Резник, ее подругу и весельчака санинструктора.

События в те дни развертывались так стремительно, что не удалось даже похоронить наших боевых товарищей. Так они и остались навсегда в Яблоновой балке, незаметные рядовые бойцы Советской Армии, погибшие, но выполнившие боевое задание.

Рассказала мне в тот вечер Разумеева и о своей хорошей подруге Шуре Шешенья.

Любое порученное дело она выполняла с каким-то особенным чувством. Всегда стремилась сделать больше, чем ей поручалось…

13 сентября 1942 года на Мамаевом кургане была установлена связь между командованием укрепленного района и штабом 62-й армии. В этот день здесь не было ни минуты затишья. Все время бушевал огонь артиллерии и минометов. Конечно, удержать бесперебойную связь было трудно, но ее все же удерживали.

К трем часам дня на узле связи не осталось ни одного линейщика: все были на линии.

И когда уже некому было идти на линию, чтобы восстановить прерванную связь, Шура сказала командиру роты связи:

— Разрешите мне пойти, на коммутаторе без меня обойдутся.

— Огонь такой, что вы даже не сможете добраться до места разрыва линии.

— Смогу, товарищ лейтенант, вы только разрешите, — настаивала Шура, держась за левый кармашек гимнастерки, в котором находилась кандидатская карточка.

Командир роты согласился, и Шура, ущипнув девушку, которая осталась на коммутаторе (это в знак прощания), выскользнула из блиндажа.