Подготовку к своему последнему наступлению Паулюс, вероятно, начал еще до 1 ноября, но в пылу горячих схваток мы не смогли заметить этого. Теперь же, когда установилась тишина, когда разведчики стали проникать до вторых эшелонов противника, нам становилось ясно, что сражение за город еще не окончилось.
Что же гнало немцев на волжскую твердыню глубокой осенью 1942 года? Ответ был один: Гитлер боялся потери военного и политического авторитета перед странами оси и поэтому действовал по пословице: «Лучше поздно, чем никогда». Поддержать подорванный престиж фашистской Германии — такова была его цель. Поэтому гитлеровские генералы, как быки, уперлись лбами в развалины у Волги и с идиотским упорством добивались выполнения директивы фюрера. Они не замечали того, что для немецких войск нами уже подготовлена западня.
Гитлеровский генерал Ганс Дерр в своей книге «Поход на Сталинград» так характеризует этот период боев:
«Главное командование (Гитлер), однако, хотело „завершить сражение за Сталинград, очистив от противника остальные районы города“, — так говорилось в директивах ОКВ[2].
Эта задача носила теперь уже тактический характер. Пропагандой обеих сторон ей было придано стратегическое значение. До тех пор, пока русские сражались западнее Волги, Сталин мог утверждать о героической обороне своего города. Гитлер не хотел успокаиваться, пока его войска не захватили последний клочок земли, называвшейся Сталинградом. Политика, престиж, пропаганда и чувство взяли верх над трезвой оценкой полководца».
Правда, теми силами, которыми 62-я армия располагала после жесточайших боев в заводском районе, сразу невозможно было развернуть наступательные действия в широком масштабе. Однако, перейдя к активным действиям в первых числах ноября, мы стали расширять свою территорию на правом берегу Волги.
Мы были уверены, что наши активные действия, даже последними силами, притянут гитлеровские войска к городу и сделают то, что надо Верховному главнокомандованию.
В ход было пущено все: и опыт, и умение, и дерзость. Наши штурмовые группы не давали захватчикам покоя ни днем ни ночью: они отбивали отдельные дома и целые районы, заставляли противника распылять силы и втягивать в бой резервы. Немцы сидели в захваченных зданиях, как на бочке с порохом, ожидая, что вот-вот они будут атакованы или взлетят на воздух.
Одновременно мы готовились к отражению нового наступления противника. Наша разведка систематически наблюдала подход и скопление сил немцев в районе поселков Баррикады и Красный Октябрь. Наступавшие холода как бы прижимали гитлеровцев к городу, где еще действовала 62-я армия, с которой им хотелось как можно скорее расправиться и спокойно укрыться в теплых подвалах. 4 ноября я записал в своем дневнике: «В ближайшие дни… противник будет продолжать ожесточенные атаки. Он введет в бой свежие силы — до двух пехотных дивизий. Однако видно, что он напрягает последние усилия».
Ведя активные действия мелкими штурмовыми группами, армия накопила к этому времени кое-какие резервы. На левом берегу Волги мы имели два стрелковых полка со штабом дивизии Горишного (они находились там на доукомплектовании) и 92-ю стрелковую бригаду, которая получила на пополнение прибывших с Дальнего Востока моряков.
Общей задачей для каждой дивизии ставилось: путем частных операций расширить обороняемый плацдарм, выдвигая свой передний край вперед (на запад) за каждые сутки не менее чем на 80—100 метров, с тем чтобы к исходу 6 ноября полностью очистить от противника территорию заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь». Каждое, хотя бы незначительное, продвижение вперед немедленно прочно и надежно закреплять.
Накануне праздника авиация противника заметно активизировалась. Разведывательные самолеты целыми днями висели над нашими боевыми порядками и, выследив важные цели — командные пункты, скопления стрелковых подразделений, — вызывали бомбардировщик ков, которые группами по 40–50 штук наносили сильные удары. Был смертельно ранен командир 149-й стрелковой бригады полковник Больвинов, человек железной воли и инициативы, настоящий герой. Его похоронили в районе Красной Слободки. Его имя навсегда останется в памяти и сердцах воинов 62-й. Душой солдат, он жил в окопе, как солдат, и погиб, как герой.