Беспредел

Он слушал меня, багровея все сильнее и сильнее, и я уже стал опасаться, что он сейчас прикажет вывести меня прямо в двор Кремля и расстрелять где-нибудь у Царь-пушки. Но, нет. Он, видимо, себя пересилил и сказал:

— Борис Иосифович, вы очень умный человек. Скажите, в чем вы видите мою главную ошибку?

— В неспособности создать свою команду, — ответил я. — Главная опора президента — это его команда, команда единомышленников, а не двор византийского императора, где стоит хоть кого-нибудь приблизить к трону, как тот уже норовит на него вскарабкаться.

— Значит вы не советуете мне вводить чрезвычайное положение? — спросил он как будто очень нуждался именно в моих советах.

— От души не советую, — ответил я. — Это способ только кажется очень легким и простым. А в действительности только породит массу новых проблем и новых бонапартов. Но не прибавит ни копейки в казну.

По глазам я видел, что убедил его не до конца. Держу пари, что ты не угадаешь, какой он мне задал последний вопрос, когда я уже шел к дверям.

— Борис Иосифович, — спросил он, — скажите, вы действительно подарили вице-президенту часы фирмы “Ролекс"?

У самого, кстати, тоже "Ролекс" на руке.

— Да, — виновато ответил я. — Я уже понимаю, что совершил ошибку, господин президент. Обещаю вам не делать ничего подобного в будущем… Скажи мне, Майк, есть ли еще страна, где вице-президент не может отчитаться откуда у него наручные часы? А ведь, кажется, именно в России всегда вручали часы за отличную службу?

Мне кажется, что я давно уже так не смеялся, как слушая рассказ Берсона.

— Борис, — предложил я. — Запиши мне этот рассказ и мы его опубликуем в каком-нибудь американском журнале, специализирующемся на черном юморе.

— Авторское право не у меня, — ответил Берсон, — а у героев моего рассказа. В итоге картина просто замечательная получается. Президент со своей командой тащит Россию в рынок, как сломавшийся гусеничный бульдозер. А его оппоненты (ну, не идиоты ли!) еще тянут этот бульдозер назад, исключительно чтобы насолить президенту. Программы у них никакой нет, кроме криков о восстановлении СССР. И еще хотят казаться серьезными людьми. Я бы тоже, например, был не прочь восстановить Российскую империю в короткий период последних 10 лет царствования Николая II — единственный период, когда на всех биржах мира охотились за русскими рублями.

— Это пройдет, — успокоил я его. — Во Франции до сих пор бродят какие-то психи, требующие восстановления империи Бонапарта в границах 1812 года. К тому же они вечно грызутся с приверженцами Бурбонов, кто имеет больше прав на французскую корону. Кому это интересно? Только туристам — любителям экзотики.

Берсон собрался уже что-то на это ответить, как у нас за спиной прозвучал полированно вежливый голос Джованни Монсо:

— Джентльмены, мистер Торрелли ждет вас.

Мы пошли за телохранителем через какую-то галерею, увешанную старинными картинами и муляжами холодного оружия.

— Ты отсюда куда подашься? — спросил меня Берсон.

— Если Трокман не заставит меня лететь с ним в Москву, то домой, — ответил я. — А ты?

— Я в Москву, — сказал Берсон. — Я прилетел вместе с Климовым. Наверное, с ним и улечу. Что-то неспокойно у меня на душе. Как бы этот, — он запнулся, — как бы этот медведь не наломал дров. Он уже звереет, сидя на цепи.

Помещение, куда нас привел Джованни, когда- то, видимо, служило библиотекой у великого князя. По периметру комнаты возвышались огромные книжные шкафы из красного дерева, обвитые изящными лесенками— галереями с перилами тончайшей резьбы. Шкафы были, разумеется, пусты. Только в одном из них лежала стопочка каких-то конторских книг. Под галереями стояли диваны, обшитые зеленым бархатом, инкрустированные потускневшим золотом затейливых орнаментов. Посреди комнаты стоял покрытый зеленым сукном большой стол, а вокруг него стулья с устрашающими спинками чуть ли не в человеческий рост. На столе возвышался бронзовый подсвечник, изображающий какого-то старца в хламиде с циркулем в одной руке и каким-то свистком в другой. В простенке между зашторенными окнами висели картины, на которых парусные корабли палили друг в друга из пушек.

Во главе стола восседал мистер Торрелли без пиджака, но в жилетке и в галстуке, удивленно оглядываясь по сторонам. Рядом с ним сидел Билл с нераскуренной сигарой в руках.

— Это напоминает склад старой мебели, — сказал мистер Торрелли. — До войны в Чикаго тоже любили тайно встречаться на разных складах и в ангарах. Мне говорили, что местные парни знают толк в конспирации…

— Нет, Луиджи, — засмеялся Билл. — Этот особняк когда-то принадлежал родственнику местного царя. На вас просто хотели произвести впечатление и подчеркнуть, что относятся к вам, как к коронованной особе.

— Да, — вздохнул великий финансист. — Я слышал, что они очень любят доллары. Даже больше, чем собственную страну. Микело, — обратился он, как я понял ко мне. — Микело, сынок, мне говорили, что ты уже очень давно работаешь на этой свалке, которую меня убедили купить.

— Да, сэр, — скромно отозвался я. — Я здесь давненько работаю.