Беспредел

Одноклассник заплакал, по-звериному, в смеси ужаса и отчаяния. А затем пошел вниз.

– Это ты виноват. Ты виноват. Ты! Ты!

Миша повернулся на спину. Гаврила спускался, зажав в руках окровавленный молоток. Медленно, словно продирался через сливочное масло. Лицо залито слезами. Глаза красные.

Злобная Свинья.

Он медленно поднялся ему навстречу. Молча. Без страха. Как Уткоробот.

Когда одноклассник ударил молотком, Миша инстинктивно, словно защищаясь от подзатыльника отца, вскинул руку. Вскрикнул от боли в предплечье. Тяжелый молоток вылетел из пальцев Гаврилы, грохнулся о бетонный пол, и мальчики сцепились.

Миша никогда не дрался. Только если в шутку, когда надо показать удар, а не ударить. Но сейчас он словно понимал, что нужно делать. Вцепился Гавриле в волосы, пока тот барабанил его по спине. Попытался оттянуть голову мальчика от себя.

Одноклассник извернулся, перекинув через себя Мишу. На пол упала канистра, что-то забулькало. Завоняло едко, противно, как на заправке. Одежда намокла. Встав на ноги, мальчики уставились друг на друга. Гаврила с ненавистью, Миша с пустотой. Он уже не видел перед собой человека. Перед ним хрюкала толстая грязная Свинья. С мерзким рылом, пародирующим лицо человека. И Красный Уткоробот готов был вступить в схватку.

Свинья хрюкнула, потопала вперед, выставив перед собой руки-копытца. Завизжала. Миша попытался отмахнуться, но враг был сильнее. За спиной оказалось еще что-то твердое, железное. Снова опрокинулось. Свинья забралась на мальчика, схватив за голову, ударила об пол. Сильнее, еще сильнее. Миша вспомнил, как упал папа, и пнул врага коленом между ног. Оттолкнул хрюкающую тварь. Прошлепал по мокрому полу к лежащему молотку. Наклонился.

Свинья еще каталась в луже, визжа.

Миша подошел ближе, глядя на жирную тварь, запихнутую в детскую одежду. Сальная кожа выпирала из рукавов, из-под воротника футболки, образовывая десятки подбородков. Глупые глазки моргали.

Он поднял руку с молотком, и тут Свинья пнула его в колено. Миша упал, но оружия не выронил. Уткоробот никогда не выпускает оружия. Что-то снова грохнулось. На тело мамы повалился стеллаж, засыпав ее банками. Огромные пузатые бутылки разбились об пол с глухими хлопками. Завоняло еще сильнее.

Хрюкая, гадкая свинья попыталась убежать, забравшись на упавший стеллаж, но Уткоробот нагнал ее. Молоток опустился на складки головы раз, другой. Третий. Лицо потеплело от брызг.

Дверь подвала отворилась. В проеме стоял хряк. Лысая сморщенная голова с висящими ушами повернулась, вынюхивая. Свин хрюкнул и пошел вниз. Огромный. Гораздо больше Уткоробота. Герою нипочем не дотянуться до жирного врага.

Поэтому Уткоробот попятился.

Хрюкая, чудовище спустилось. Переползло через стеллаж, поскользнулось, упав на пол и перепачкавшись в вонючей жидкости, а затем склонилось над телом убитой свиньи.

– Уи-и-и-и-и! – завизжало оно. – Уи-и-и-и-и!!!

Уткоробот нащупал в кармане зажигалку.

– Уи-и-и-и-и-и! – Хряк поднялся на ноги, в копыте влажно блеснул молоток. – Уи-и-и-и-и!

– Сдавайся, злодей! – прокричал Уткоробот и поднял раструбы огнеметов.

– Уи-и-и-и-и-и-и-и!

В подвале, залитом бензином и самогоном, щелкнул пьезоэлемент.

Герман Шендеров

Аппетитный

Плацкартный вагон мерно потряхивало. Поезд приближался к вокзалу. Живот у Михи до сих пор крутило от тюремной снеди, но туалет уже час как был закрыт – санитарная зона. Он отбил брату короткое сообщение: «Подъезжаю». Ответа не дождался.

На платформе тоже никто не встретил. По сердцу скребло смутной тревогой. Братья почти не связывались за время Михиного заключения – зона попалась строгая, «красная», и вымутить телефон было нереально. Письма же оседали в столе начальника колонии.

Миха честно оттрубил весь срок: прошения по УДО начальник после отказа «стучать» рвал у него на глазах. Хранение и распространение – глупая статья. Да оно и вышло глупо. Не было времени ни спустить «вес» в унитаз, ни отвесить Лерику подзатыльник за то, что он притащил домой эту дрянь. Только и оставалось рыкнуть напоследок: «Напиши ему – прямо при мне пиши, – что больше этим дерьмом не занимаешься!» Михе пришлось, как всегда, впрячься за слабого, слишком мягкотелого для тюрьмы Валерку. Всю вину Миха взял на себя, выиграв тем самым четырехгодичный отпуск в исправительной колонии. А Лерик остался один. По крайней мере, Миха на это очень надеялся: что не объявится вновь на горизонте гадкий Киря.

Киря жил с братьями в одном дворе. Мелкий, лопоухий, вертлявый, всегда с козявками и соплями на рукавах, он быстро сдружился с Лериком – подкупил его третьим «Варкрафтом», DVD-проигрывателем и полным еды холодильником. Киря тоже был «безотцовщиной», но с оговоркой – время от времени к его размалеванной мамаше приезжал на день-два бритоголовый мужик, которого Киря называл «папой». Миху такие знакомства Валерки в восторг не приводили, но он терпел – для него Киря стал тем, к кому можно сплавить Лерика, если у мамки случался очередной «приход».