Бесправыш. Предземье

— Здравствуйте, сударь! — хором откликнулась уже наученная правильным словам малышня.

Всего неделю с небольшим здесь, а как всё изменилось. Мелкие ко всем обращаются только: сударь, сударыня. Вейка, вон, поклонилась вдобавок. Сам я тоже уже не “тыкаю” больше каждому незнакомцу, как прежде. Градские почти стали. Стрижены, расчёсаны, мыты. По одежде, в какой нынче ходим, и тем более не отличить нас от местных. Любо-дорого посмотреть.

И дом новый под стать нам. Чисто-убрано, новые занавеси на окнах, мебель всякая — даже узорчатый богатый сундук, где я оружие и силки с капканом храню, в углу стоит, скатёркой накрытый. На столе: расписная посуда, блестящий самовар, чашечки, корзинка с пирожками, блюдо со свежим утренним караваем. Сам бы Хван обзавидовался. Что уж там — богато нынче живём. А ещё сытно, радостно, дружно.

Теперь, когда местные цены я знаю, на душе у меня спокойно. Год-другой, даже если баклуши всем бить, на мои сбережения проживём, не тужа. Но бездельничать — это не про нас. Даже младшие к каждодневной работе приучены. Уже рвутся заняться хоть чем-нибудь. Тут напротив у нас ткацкая мануфактура купцов Световеевых, в честь которой и улица названа. Айк сказал, что пристроить туда детвору за грошовую плату возможно. Подсобит в этом позже.

Вейка тоже пока мается дома. Придержал её ненадолго, чтобы младших подучила управляться с новым хозяйством. Хотя, чего тут учиться? Печка ладная — хочешь жарь, хошь вари, хошь пеки. На готовке Динка с Лишкой за главных. За порядком, кто младше, следят. Мелкота самая: Зуйка, Фока и Важик — птичником заняты. Мы сарай под него обустроили, часть двора под загон оградили, и теперь там курей три десятка.

Я же, хоть и не самый по возрасту старший, а хозяином в доме. Вейка так-то и раньше меня уважала без меры, после всего, что свершил, а теперь, зная мои доли, в бумаге указанные, и подавно не молится разве что на главу семьи нашей. Только вот на охоту мне рано или поздно уходить так и так, как и Вейке в трактир мыть посуду. Нужен в доме старшой кто-то, на кого всех оставить не страшно. Есть один на примете такой — серьёзный не по годам. Он не знает ещё, что заместо себя его главным поставлю. Он пока и вообще не стоит, но сегодня вернём ему ноги.

— И вам не хворать, детишки, — улыбнулся лекарь. — Где у нас пациент?

Это мне уже. Халаш возле печки на лавке сидит. Спину вытянул в струнку, руками опёрся — и не скажешь, что калека. Глаза только круглые больно — уже начал догадываться, что по его душу дядька пришёл.

— Вот он, — указал я на Халаша. — На кровать, наверх, отнести?

Малый даже не огрызнулся — мол, сам могу. Растерян, взволнован, не верит.

— Не нужно. Ложись животом вниз на лавку. Здесь растить плоть особо не требуется — управимся быстро.

Лекарь подошёл к успевшему исполнить приказ Халашу, присел рядом и положил руку мелкому на спину, в район поясницы.

— Вижу. Да, — кивнул одарённый. — В три минуты поправим. Цена, как условились. Должно хватить на обоих.

Тишина, хоть сверчков лови. Все, кто где сидел, стоял, замерли. Дышать боимся, смотрим во все глаза. Но смотреть не на что. Ни тебе колдовского свечения, ни потрескивания, как от Чоповских молний, ни, каких других чудес, что работу бы дара выдали. Держит руку, глаза зажмурил — и всё. Казалось бы, за что золотой здесь платить? За три минуты работы-то?

Ан нет, Айк мне всё объяснил — у этого лекаря дар неделю восстанавливается. Очень быстро себя выжимает, врачуя — и жди потом, когда сосуд дара снова заполнится. Потому и цена высока. Мог бы с утра до ночи лечить, весь бы Мун наш от калек, да болезных избавил бы. Он ведь любой недуг победить способен. Хоть то хворь, хоть то выбитый глаз, хоть с оторванной зверем ногой к нему приходи. Последнее правда за раз не излечишь — несколько подходов понадобится. И цена там другая, понятно.

— Готово, — открыл глаза лекарь. — Вставай, мальчик.

— Как… Я…

Халаш приподнялся на руках, оглянулся. И, вдруг, резко дёрнул ногой.

— Могу!

Малый крутнулся на лавке. Ноги мальчишки опустились на пол.

— Могу! Могу! — заорал Халаш и, вскочив с лавки, шагнул.

— Не так быстро!

Но окрик лекаря запоздал. Колени мальца подогнулись, и он рухнул на пол.

— Сначала осторожнее надо. Мышцы ослабли. Понадобится время, чтобы силы вернулись.

— Спасибо! Спасибо!

Халаш уже встал на колени. В глазах ни слезинки — даже счастье не способно заставить нашего Халаша плакать — но сияет, как летнее солнце. Вейка рядом — пытается подать руку. Куда там. Отмахнулся, опёрся о лавку, сам встал. Вдоль стены — шаг за шагом ко мне.

— Я знал, что не врёшь.

Добрёл, стиснул в объятиях.

— А я говорил, что мне помощь нужна. Всё не свалишь на баб. Чтобы через неделю барашком скакал.

— Поскачу. Обещаю!

И, пока мелкие облепили вернувшего себе ноги мальчишку, снова перевожу взгляд на лекаря, что с улыбкой молчит, наблюдает за нашими нюнями.

— Ну, что, сударь, как у вас с даром? На второго паци… поци… больного осталось?

— Есть немного, — кивает тот. — С такой мелочью должны уложиться.