Бесполезный человек

Философия «Перерождения» за последние десятилетия ничуть не изменилась, ее зарождение началось с поднятия артефактов и закончилось строительством стены, потом, толчок получила философия искусственного интеллекта, у которого был собственный взгляд на мир–взгляд творца. Две философии в итоге сплелись в архитектуре уже едва напоминавшую человеческую, когда ты умеешь творить мускулы, тело, красоту живого создания, разум из пробирки, то в твоих чертах просматривается божественное, сопутствующее сознанию. Возвышенность и стремление к вечному – вот истинный конец философии, ее бесконечность и в итоге отчуждение от человека, как венца творения. От человека в новом остается лишь подчерк художника, но ему самому не остается места из-за собственных комплексов и страхов. Машинный ум создает единый мир, из города, планеты он хочет получить единую машину, единый живой организм. Он хочет оживить сталь и камень, сделав весь мир единым. И если человек не вписывался в картину мира, то ему суждено было умереть.

Безымянный ударом ноги выбил очередную металлическую решетку, но не почувствовал её удар о твёрдую поверхность, она упала беззвучно. Он уже был достаточно далеко от «Ристалища», чтобы опасаться погони, впереди ждало неизвестное.

Готовый сам исчезнуть в пустоте, он пересёк проход и оказался на балконе, с уходящим гладким винтовым спуском куда-то вниз. Затем ощутил себя парящим в невесомости космоса, в вечности и бесконечности, оказалось невозможным определить, где заканчивалось данное пространство. У него не было границ, и не было начала, стояла космическая тишина, нарушаемая его дыханием и шагами.

Жрец чуть было не потерял равновесие и не упал в темноту.

– Оу! Осторожнее! – закричал он самого себя и осторожно вздохнул, экономя воздух.

Остановившись на секунду и оценив обстановку, он, не спеша и долго, стиснув зубы, съезжал вниз и почувствовал каменное дно, ровное и прохладное, показания термометра спали, живительная прохлада прокатилась по телу.

В груди застучало, его природное предчувствие подсказывало ему, что он нашёл то место, которое искал – это был иной мир, нечеловеческий на человеческой Земле.

Затем за колонной открылось новое, доселе не ведомое человеческому глазу. Это был словно сон.

Впереди показалось огромное существо, напоминавшее таракана. Его спина и конечности переливались белым светом, и он спокойно разгуливал по белоснежному саду неземных деревьев и растений, которые излучали монотонное и нежное мерцание.

Сад был огромен, как тот сад из логова Аида, но только более фантастический. Путь к нему преграждала стеклянная стена, отделяющая воздух и жидкость. Всё это находилось в какой-то жидкости, над головой медленно парил светящийся то ли скат, то ли кит, прозрачный и тонкий, изгибающийся. Глубина была словно бесконечная, и едва различимые далекие силуэты поражали Безымянного еще больше и пугали. Жрец умиротворенно затаил дыхание и погрузился в созерцание, он потерял счет времени, возможно, прошли секунды, минуты, ему стало несколько легче дышать. Новый чужой, но нежный мир ласкал его.

С трудом поднявшись на ноги, Безымянный ощутил на себе мерцание особого нежного голубого свечения, выходящего из-за огромной колонны впереди, коротая скрывалась в небесном сумраке. Во тьме царила странная безмятежность, что-то такое торжественное, придающее волнения, словно из гостиного зала он входил в царские покои и направлялся прямиком к трону.

– Аквариум, – подумал Безымянный, прикоснувшись к прочной оболочке, – «похоже на аквариум, на очень большой… дно океана», – человек почувствовал легкий холодок на кончиках пальцев.

Безымянный огляделся, и нехотя отстранился от сада, ускорился в движении. Кислорода осталось на десять минут, и жить десять минут! Чуть больше или меньше, он желал остаться там дольше и созерцать, но не мог, он очнулся от сна.

– А потом все, лежать мне здесь вечность – в лучшем случае. В худшем – меня никогда не воскресят. Что потом? Что будет после смерти? Тот же мрак? Знойное удушье? Но время есть, у меня в рукаве козырь – отстраненное бессмертие, возможное завтра, – но он не испытывал надежд и сам вскоре отогнал от себя мысли о спасении и чуде.

Он долго и много шел по туннелю. За садом последовал ступенчатый спуск на арену.

Солдаты стояли рядами, образуя полукруг, те самые гуманоиды, которые преследовали его самого.

Они спали, их были сотни. С неба тянулись белоснежные лианы, словно нервные нити, окутывая всё пространство. Сад озарял тьму позади.

– Чего я боюсь? – спросил он сам у себя, – не успеть… – главный страх, страх перед неизвестностью отсутствовал, он потерял его ещё на поверхности, до того момента, как он вошёл в туннель и начал спуск.

Шаг.

Стрелка на датчике показала восемь тысяч пятьсот метров, уловив маяк. Датчик сверил глубину с метками механики и пересчитал цифры. 8500 метров, не больше и не меньше.

Никаких следов, кроме ровных бороздок стоящего рядом огромного бульдозера, дальше – только тонкий слой пыли. Пространство, впереди опять свет.