Беспокойный

– Черт, – повторил он. – Надо было сразу его прикончить. Или хотя бы врезать гаду как следует. Тогда хоть знал бы, за что страдаю.

– Да, – сочувственно покивал лысой головой Пермяков, – это как в одной книжке сказано: раненый полицейский хуже дикого кабана, его надо либо сразу убивать, либо вообще не трогать.

– Хорошая книжка, – вздохнул Рублев. – И наверняка со счастливым концом.

– Ну, мы-то не в книжке живем, – напомнил подполковник. – Так что выкладывай по порядку.

Борис Иванович нехотя стал выкладывать все по порядку: про день рождения, про букет, про заблокированные двери, предложение забраться в машину через багажник и все, что за этим предложением последовало, вплоть до трогательной сцены прощания с сидящим на земле толстяком.

– Ты в своем репертуаре, – дослушав до конца, проворчал подполковник. – Сила есть – ума не надо. Так, говоришь, номера смоленские? А поточнее припомнить не можешь?

– А чего припоминать, – сказал Рублев. – Я на этот его номер до тошноты насмотрелся, пока вдоль стоянки прохаживался. Пиши, если это поможет.

Он продиктовал регистрационный номер «тойоты». Павел Егорович снял трубку телефона и стал, держа ее в руке, тыкать указательным пальцем в кнопки, набирая номер. Свободной рукой он открыл тумбу письменного стола, извлек оттуда початую бутылку водки и показал ее Рублеву, вопросительно приподняв брови: будешь? Борис Иванович в ответ лишь пожал плечами: почему бы и нет? Пермяков удовлетворенно кивнул: правильно, наш человек, – поставил бутылку на стол и полез в тумбу за рюмками.

Отдавая по телефону необходимые распоряжения, касающиеся установления личности владельца «тойоты», он продолжал, перекосившись набок, свободной от трубки рукой доставать из тумбы и выставлять на стол немудреную закуску: бутерброды с колбасой и домашними котлетками, огурчики, помидорчики и прочую петрушку. Прервав соединение, он сейчас же набрал новый номер и стал уже совсем другим, отнюдь не приказным тоном расспрашивать какого-то Петра Игнатьевича о здоровье и семейных делах. Попутно он извлек откуда-то складной нож и протянул его Рублеву, красноречиво кивнув на закуску. Борис Иванович кивнул в ответ, раскрыл лезвие, оказавшееся отточенным до бритвенной остроты, и принялся крупно, по-мужски, строгать зелень. Зелени было немного; бутербродов тоже оказалось всего четыре штуки, и он, чтобы не сидеть без дела, разрезал каждый из них пополам, с неловкостью думая при этом, что не только эксплуатирует полезное знакомство, но еще и оставляет это самое знакомство без принесенного из дома, заботливо собранного женой обеденного перекусона.

Не прерывая разговора, со стороны выглядевшего просто дружеской болтовней, Павел Егорович пощелкивал кнопкой компьютерной мыши и неумело тыкал указательным пальцем в клавиши. Он оторвался от этого занятия лишь один раз – вопросительно взглянул на Бориса Ивановича, кивнул на бутылку и сделал круговое движение над рюмками, предлагая посетителю не сидеть просто так, глазея по сторонам, а заняться делом, – после чего снова уставился в монитор.

Рублев наполнил рюмки, а потом, не дожидаясь особого распоряжения, прогулялся к входной двери и запер ее на ключ. Это самоуправство было встречено одобрительным кивком хозяина; потом его устремленный на монитор взгляд стал внимательным и цепким, глаза забегали из стороны в сторону, явно читая какой-то текст. При этом подполковник продолжал разговаривать, громогласно и довольно язвительно высказывая сомнения в правдивости слов какого-то Кузяева, утверждавшего, что в прошлое воскресенье выловил из Оки семикилограммовую щуку. – Да брешет, брешет, как последний дворовый кобель, – посмеиваясь, говорил он в трубку, маня Бориса Ивановича пальцем. – Он же сам из прокуратуры, а значит, на слово даже родной жене не верит… А? Жене – в последнюю очередь? Да, тоже верно… – Он рассмеялся. – Ну, так я же и говорю: была бы щука, он бы ее непременно предъявил. Так и бегал бы с ней по знакомым, пока она у него не протухла бы. А то – ни щуки, ни фотографий, ни свидетелей… Уху он, видите ли, из нее сварил! Раз свидетелей не было, значит, рыбачил один. А сколько ухи можно сварить из семикилограммовой щуки? И какое брюхо надо иметь, чтобы в одиночку все это умять? Врет как сивый мерин, даже слушать не хочу!

Повинуясь призывному мановению его толстого указательного пальца, Борис Иванович встал, обогнул стол и посмотрел на монитор. На мониторе красовалась хорошо знакомая ему щекастая физиономия – правда, трезвая, без апоплексического румянца на щеках и с серьезной, значительной, немного глуповатой, как это всегда бывает на фотографиях в официальных документах, миной. Золотую цепь скрывала белая рубашка с широким галстуком, но человек был точно тот самый, с которым Рублев повздорил на стоянке. «Михайлов Василий Андреевич», – прочел он, утвердительно кивнул в ответ на требовательный взгляд Пермякова и вернулся на свое место за столом для совещаний.