Бесконечный Марс

Они осторожно выбрались наружу. В разреженном воздухе костюм Салли слегка надулся, и двигаться в нем стало сложнее. Фрэнк и Салли осмотрели костюмы друг друга, затем кабину планера. Они были так осторожны по настоянию Фрэнка: при пробое, наверное, можно было выжить на Марсе Дыры, но здесь едва ли. Среднестатистический Марс был смертоносен. Без защиты Салли погибла бы от нехватки воздуха, холода, ультрафиолетового излучения. Даже космические лучи, пробивающиеся сквозь тонкую атмосферу, давали дозу радиации, равную той, что можно было получить, простояв с полгода в пяти милях от ядерного взрыва.

Фрэнк посмотрел на восток, на восходящее солнце, поднеся руку к забралу, чтобы защитить глаза от яркого света, и заметил утреннюю звезду. Земля, поняла Салли, – та самая, которой не хватало в небе над Марсом Дыры. Фрэнк открыл дверцу в корпусе и достал оттуда небольшой оптический телескоп и складную радиоантенну.

Уиллис подошел со стороны собственного планера.

– Ну наконец-то подлинный Марс. Прямо как наш. Марс, каким он и должен быть.

– Мне казалось, что Марс Дыры был пустой, – проговорила Салли. – Я не понимала, сколько на нем жизни, видимой при любом, даже случайном взгляде. Но сейчас… когда она вся исчезла…

– Советую с этим свыкнуться.

Фрэнк смотрел в телескоп и прислушивался к радио.

– Ты был прав, Уиллис.

– Как и обычно. А в чем именно?

Фрэнк указал на небо:

– Там Земля. Мы перешли на восток, верно? Комплекс Космо-Д находится в одном шаге к востоку от Дыры. Но радиосигналов с той Земли не идет. И огоньков на темной стороне не видно. Если бы это была Земля с Космо-Д, мы бы это увидели и услышали.

Салли попыталась это осмыслить.

– То есть мы сделали шаг по Долгому Марсу. Но он не… идет параллельно Долгой Земле.

– Похоже на то, – отозвался Уиллис, вглядываясь в небо. – Цепочка последовательных миров Долгой Земли и цепочка Долгого Марса независимы друг от друга. И пересекаются они только в Дыре. Что неудивительно. И та, и другая – петли в каком-то более многомерном континууме.

Салли не чувствовала ни удивления, ни страха. Она росла со знанием о странностях Долгой Земли, и очередная экзотическая особенность едва ли что-то меняла.

Фрэнк, как всегда, рассуждал практически:

– Что означает, что наш единственный путь обратно – тот же, по которому пришли, то есть назад во вселенную Дыры, к МЭМ, на «Галилей» и далее через космос?

– Точно, – согласился Уиллис. – Так что, в туалет больше никому не надо? Если нет, то давайте уже поднимем этих птичек в воздух.

Для этого у каждого из планеров имелись маленькие метановые ракеты. Чтобы взлететь, судно должно набрать скорость на поверхности и плавно оторваться от нее, лишь после чего ракеты выключатся. На борту находилось достаточно метанового и кислородного топлива – и кроме того, планеры были оборудованы маленькими фабриками Зубрина, готовыми в случае необходимости произвести еще.

Они не пожалели времени, чтобы пройти по пыльной равнине вдоль «взлетной полосы» и убрать с нее камни, которые были достаточно крупными, чтобы доставить им проблемы. Затем выстроили планеры друг за другом. Салли подумала, что с воздуха они, должно быть, казались лилипутами, копошащимися, чтобы сдвинуть с места свои игрушечные самолетики.

Наконец все было готово.

Уиллис выехал первым – в этот раз на «Торе». Этого требовала очередная мера предосторожности Фрэнка: он настоял, чтобы двое остались на земле, готовые помочь в случае, если первый взлет не удастся совершить. Уиллис повел свой планер зигзагами, проверяя чувствительность так, как в более плотном воздухе на Марсе Дыры было невозможно.

Когда все прошло нормально и Уиллис отчитался об успешном взлете, Фрэнк и Салли взошли на борт «Одина» и проделали то же самое. Метановые ракеты громко шумели и работали с мощной отдачей.

Но уже скоро они парили в воздухе высоко над Марсом.

Они летели в тишине – Салли слышала лишь собственное дыхание и шум миниатюрных насосов скафандра, который она сложила за своим креслом. Марсианский воздух, облекающий длинные узкие крылья планера, не издавал ни малейшего звука. Кабина представляла собой стеклянный пузырь, который давал хороший круговой обзор, благодаря чему Салли увидела, что оказалась зажата между желто-коричневым безоблачным небом и ландшафтом внизу примерно такого же тона. Без каких-либо контрастов, сплошного коричневого цвета, сверху поверхность казалась топографической моделью, слепленной из мягкой глины.