Нет, в текущих делах они взаимодействовали прекрасно. Поделили обязанности по обеспечению работы – чистили пылеулавливающие фильтры, проверяли воздушный баланс, драили стены, чтобы там не образовалась плесень, которая обычно растет в неухоженных углах при отсутствии гравитации. Салли и Уиллис без возражений приняли расписание, которое составил для всех Фрэнк. Также они быстро привыкли к процессу приготовления еды, основанной прежде всего на кулинарии русских космонавтов, используемой в последние десятилетия: они ели консервы с рыбой, мясом и картофелем, сухой суп, овощное пюре, фруктовую массу, орехи, черный хлеб, чай, кофе, фруктовый сок в баллончиках… Фрэнк знал, что некоторые экипажи вкладывали немало энергии в изобретение оригинальных блюд, имея столь ограниченные ингредиенты. Но не экипаж «Галилея». Фрэнк также настоял на том, чтобы все регулярно делали физические упражнения, чтобы возместить последствия многонедельного пребывания в невесомости к моменту, когда они достигнут Марса. На борту имелись беговая дорожка и эластичные тренажеры, где можно было понапрягать мышцы. Уже одно это занимало их каждый день по несколько часов.
Но при этом у них все же оставалось много свободного времени, и отец с дочерью – во всяком случае поначалу – стремились как можно сильнее избегать друг друга.
Уиллис Линдси внезапно углубился в свои исследования и эксперименты, используя компьютерное оборудование и небольшую лабораторию, которую устроил на своей личной палубе. Казалось, его совершенно не смущало, что они находятся в межпланетном пространстве.
Тем временем его дочь, такая же одиночка, ушла в себя. Она много спала, яростно делала упражнения сверх необходимого минимума, часами читала бортовую электронную библиотеку, которую сама помогала собирать. Уиллис Линдси слушал много музыки – Чак Берри, «Саймон и Гарфанкел». Эти древние звуки, расходясь эхом по обитаемому отсеку, вроде бы раздражали Салли. Фрэнк догадался, что под эти же звуки прошло ее детство и сейчас она не слишком радовалась их возвращению.
Несмотря на то что Фрэнк знал Салли со времен инцидента с троллями, произошедшего в Космо-Д много лет назад, в первые дни полета он едва удостаивался от нее хоть слова. Он чувствовал в ней беспокойство, хоть она и выглядела крепким орешком. Ему приходилось себе напоминать, что это она первой открыла Дыру, когда путешествовала с Джошуа Валиенте и Лобсангом. Может быть, это было как-то связано с тем, что она не знала, почему оказалась здесь и зачем отец взял ее в этот полет.
Что же до самого Фрэнка, то он был просто в восторге от своего пребывания здесь. В первые дни он буквально ликовал. На Кирпичной луне он бывал и раньше, много раз. Но сейчас он летел на Марс! Во всяком случае, один из.
Вид на космос открывался впечатляющий, по крайней мере в первое время. Снаружи Кирпичная луна представляла собой луковичной формы комплекс в мерцающих огнях и кишащий деятельностью – и когда «Галилей» включил ракетные двигатели, он увидел, как вся станция внезапно провалилась в бездну. Зрелище было поразительное, но для Фрэнка одним из величайших сожалений всегда было то, что, в отличие от астронавтов героической эпохи НАСА, он никогда не сможет увидеть из космоса саму Землю. Конечно, во всем этом был некоторый смысл. В Дыре не нужно было покидать Землю, чтобы выйти в космос, – ведь Земли здесь не было. Но зрелище из-за этого было уже не то.
Тем не менее уже после первых часов, когда Кирпичная луна скрылась из виду, он нашел утешение в звездах: в какую бы сторону он ни отвернулся от солнца, они всюду тянулись до бесконечности. Фрэнку нравилось сидеть в своем отделении обитаемого отсека и всматриваться в эту бесконечность, давая своим стареющим глазам привыкнуть к черноте и до предела расширяя зрачки. И замечая еще одну странную особенность этой последовательной реальности – полосу мягкого пыльного света, облекающего пояс Зодиака, небесный экватор. Все это размывалось у него перед глазами – ведь весь их корабль с грациозной медлительностью вращался вокруг своей оси, чтобы распределить нагревание от солнечного света.
Спустя пару недель Салли стала выбираться из своего отделения и сидеть с Фрэнком у его окна. Он не был психологом и придерживался стойких взглядов на межличностную динамику; он не считал важным, будет ли экипаж держаться вместе весь путь до Марса или нет – главное, чтобы они достигли его как одно целое. И уж точно он не собирался лезть в то, что представлялось ему весьма странными отношениями между отцом и дочерью. Поэтому, когда Салли приходила к нему, Фрэнк кивал ей, давая знать, что заметил ее, но своих мыслей не высказывал. Она сама могла бы с ним заговорить, если бы того хотела.
Подходил к концу второй день их робкой дружбы, когда она всерьез к нему обратилась. Она указала на полосу зодиакального света:
– Это астероиды, да?
– Ага. Что-то подобное можно увидеть и дома – в смысле в небе на Базовой. Только здесь астероидов больше. И между Венерой и Марсом виден целый еще один пояс.
Она задумалась.