Майк повернул голову, чтобы не видеть остальное, но его взгляд остановился на другой фотографии. Девочка, еще младше мальчика, лежала на животе в луже крови, обнаженная. Мужчина стоял над ней, положив обе руки ей на голову, и он крутил ее и крутил, как будто хотел отвинтить. Онa оторвалась с влажным хлопком; старик наклонился и поцеловал ee в губы, оборванные полоски плоти свисали с культей шеи и проливали кровь на подергивающееся тело под ним.
Майк отвернулся, но оказался лицом к лицу с живыми отвратительными обоями. Мальчики и девочки разного роста и возраста, все в ловушке бесконечного цикла жестокостей. Когда Майк смотрел на них, надеясь, что он не увидит лица своего брата, он стал свидетелем того, что старик делал на протяжении многих лет, видел действия, которые принесли ему место в этом Доме Бесконечности. Хотя лица детей менялись на каждой фотографии, насилие старика было постоянным.
Хотя ему было жалко этих детей, он знал, что дети, занимающие комнаты в доме, уже не были невинными. Их чистота была давно украдена у них стариком и его тьмой. Tеперь они были частью дома, частью зла, наполнявшего его.
Когда Майк попятился к двойным дверям, не в силах оторвать взгляд от злобных картинок, гортанный смех словно засочился со стен. Вибрирующие шишки, как опухоли, поднимались с поверхности глянцевых фотографий. Быстрое движение детей продолжало проявляться на поверхности этих наростов, а затем превратилось в радужную оболочку, когда из шишек выросли крылья. Когда мухи взлетели в воздух, на фотографиях появилось еще больше, и громовое кудахтанье потрясло мозг Майка.
Мухи наполнили воздух, как жужжащий град. Он сжал губы и прищурился, пробираясь к дверям, которые он больше не мог видеть сквозь толщу насекомых.
Лицо старика выглядывало из фотографий, он смеялся и смотрел на Майка своими пустыми глазницами. По мере того, как смех становился все громче, мух становилось все больше. В порыве адреналина руки Майка нашли дверные ручки. Он дернул их изо всех сил и попытался открыть двери, чтобы избежать хаоса мух, затем вылетел в коридор и упал лицом вниз на личинок. Они заползали ему в рот, пульсировали на его языке, пытались зарыться в уголки его глаз, в ноздри.
Он захныкал, вскочив на ноги, тяжело вздохнув он плюнул и начал царапать свое тело. Двери за ним тут же захлопнулись.
Его взгляд метнулся по коридору, туда, откуда он пришел, там были дети, они наблюдали за ним. Их было так много, все с черной и коричневой кожей.
- Эй! - Майк пробирался к ним сквозь поток высотой по колено. - Где, черт возьми, мой брат?
Дети смеялись, и в игривом столпотворении бегали друг вокруг друга. Когда Майк подошел к ним, они вернулись в свои комнаты, захлопнули двери и захихикали с другой стороны.
Но Майк перестал играть в игры.
Все годы, которые он провел в Оаке, все годы борьбы за свою жизнь, за жизнь Джеймса, не зная, будут ли они сегодня есть, не зная, убьет ли их какой-нибудь гребаный тупица или головорез с оружием.
Вид избитого маминого тела, обнаженного, разорванного и брошенного перед их домом.
А теперь это долбаное место, этот Дом Бесконечности, поглотил его брата целиком и отказывался вернуть его. Соблазнял их иллюзиями о лучшей жизни, ловил их, как мух в паутине.
Глаза Майка налились кровью. Он согнул пальцы, прежде чем сжать их в кулаки, сжал зубы до боли в челюсти. Пылающая ненависть и гнев текли по его венам, как яд, и Майк не мог сдержать их.
Он распахнул первую дверь и ворвался внутрь. Пухленькая девочка с длинными заплетенными косами не успела среагировать, когда Майк прыгнул на нее и ударил ее по лицу ураганами кулаков. Комната была розовой, усеяна мухами и усыпана куклами, похожими на миниатюрные трупы. Майк продолжал бить кулаками, и когда лицо девочки превратилось в кровавое месиво, личинки запульсировали на ней и начали восстанавливать ее, а она все время смеялась и смеялась.
Майк ревел, вылетая из комнаты в другую комнату, он превратил маленького мексиканца внутри в груду дрожащего мяса. Личинки вылетали из его рта, когда он снова и снова повторял:
- Quieres jugar conmigo?[1]
Майк задыхался, переходя из одной стороны зала в другую, заходя в каждую комнату и избивая их обитателей до неузнаваемости. Но как бы сильно он ни бил, как бы ни были изуродованы дети, они все равно смеялись, и все еще хотели поиграть. Костяшки пальцев Майка были разорваны, руки от кончиков пальцев до локтей залиты темно-красной и черной жидкостью.