Читаем Бесконечная шутка полностью

– Майкл Мэтью Пемулис, заведующая учебной частью академии просила передать тебе, что администрация слишком озабочена состоянием одного из двух наших лучших на данный момент талантов, который, как стало очевидно, по ошибке принял искусственный стимулятор, запрещенный федеральным статутом, правилами ОНАНТА и разделом об искусственных веществах Устава Энфилдской теннисной академии, чтобы позволить себе лично передать наилучшие пожелания заведующей, а также напутствие, цитирую: «Пусть дорога сама стелется тебе под ноги, как скатерть, куда бы ты ни направил в будущем свои стопы», – Делинт поковырялся в ухе. – Что-то в этом роде.

Пемулис стал очень спокойным – лицо как каменная маска. Он очень аккуратно дышал через нос, и воздух в кабинете казался ментоловым. Внутри все стало очень спокойным, формальным и прозрачным как слеза.

– Обс, пока еще ничего не записано пером, о чем мы все, – и я тебе отвечаю, и миссис Инк тоже, – мы все пожалеем.

Делинт сказал:

– Мне дали понять, что ты либо заканчиваешь семестр за свой счет, либо отправляешься в путь-дорогу со своей морской шляпой с двойным дном на ракетке вместо котомки в направлении любого другого учреждения ОНАНТА, и посмотришь, примут ли там старшеклассника без каких-либо положительных рекомендаций – а как я понимаю, администрация говорит, удачи вообще хоть с какими-то рекомендациями.

Текс Уотсон вставил что-то про мочу.

Пемулис перезакинул ногу на ногу. Делинт взглянул на Нванги.

– Я смотрю, парень лишился дара речи.

– Я смотрю, ему нечего сказать.

– Я не верю своим глазам.

– И еще что-то про то, что ты волен прокричать все, о чем угрожал администрации прокричать, с самого высокого холма, какой только найдешь, кроме – в очень скором времени – этого самого.

Нванги выдавил сквозь смех:

– И что ручки кабинетов администрации заземлены и обиты резиной, административные документы рекриптографированы, зеркала у всех в комнатах реанодированы, а их кромки обработаны деревопластом, просила передать миссис Инк.

Карточный шорох крылышек Кабздец-Феи, которую он про себя представляет как фиолетового инкуба с обмякшей улыбкой Па. Пемулис очень спокойно почесал за ухом.

– И все это повлияет на «Вотабургер», на мои шансы?

Делинт ответил Пемулису, что он его просто убил на хер, пока Уотсон переводил взгляд с лица на лицо, а Нванги качался, присвистывал и хлопал по колену, и Пемулис, закрыв рот и дыша через нос с ужасной легкостью, нашел их веселый настрой почти заразительным.

333. Опубликованные СЛНЗ Массачусетса, где значатся все, кроме самых безумно-наимаргинальных, собрания программ 12 шагов в городе, пригороде, на обоих побережьях, на Кейпе и в Нантакете.

334. Вдохновленный Пемулисом троп Хэла для отказа от тайного ежедневного Боба Х., который поначалу был саркастичной мрачной шуткой, но уже за неделю стал личным описанием Хэла его абстиненции, что, как сказал бы ему любой бостонский АА, не самый перспективный образ мыслей с точки зрения жалости к себе.

335. Для всех, не считая, конечно, определенного предрасположенного типа эротомана, зависимого от порнографии и онанизма, в результате чего расцвела пара исключительно мерзких содружеств 12 шагов.

336. (со слов его потогонного и агора-компульсивного младшего брата, М. Бэйна)

337. Ошибка в латинском se defendendo, обозначающем самозащиту, – sic; либо случайная путаница профессионального юридического термина, либо постфрейдовская оговорка, либо (маловероятно) очень туманная и тонкая подколка Гейтли со стороны Юэлла, знакомого со сценой на кладбище из «Гамлета», а именно акт 5, сцена 1, третья реплика Первого могильщика.

338. Трометамин кеторолака, ненаркотический анальгетик, не более чем Мотрин с претензиями – © Syntex Labs.

339. Международное братство работников энергоиндустрии (International Brotherhood of Electrical Workers).

340. Гиклат доксициклина, внутривенный антибиотик – ®Parke-Davis Pharmaceuticals.

341. Гидрохлорид оксикодона + ацетаминофен, оральный наркотический анальгетик Списка III – ®Du Pont Pharmaceuticals.

342. Или, может, столпотворение.

343. Самодеятельность – термин бостонских АА, означающий завязать с Веществами своими силами без помощи каких-либо реабилитационных программ.

344. Квалификационные стандартизированные предметные тесты повышенного типа СОТа, которые Хэл Инканденца записался сдавать на английском и (парижском) французском.

а. Служба образовательного тестирования, Принстон, Нью-Джерси.

345. Корпус Колледжа общего образования на пересечении Содружества и Грэнби, приблизительно в 3 км на восток-юго-восток от ЭТА.

346. Международный аэропорт Монреаль-Дорваль – аэропорт Картьервиль перевели на внутриквебекские перелеты.

347. (которых на ней в самом деле нет, но она брызгалась духами в прошлый раз, когда надевала гуипиль.)

348. Римско-Католическая церковь Святого Колумбы сразу за Брайтонским Центром.

349. Sic.

350. Или лицо, которое корчится в невольном отвращении при виде однорукости или крюка Гейтли, например.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги