Читаем Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён) полностью

И в общем, но когда Штитт облачается в кожаный шлем и гогглы, поддает газку на старом мотоцикле BMW эры ФРГ и следует за потеющими отрядами ЭТА по холмам Содружки в Восточный Ньютон во время вечерних кондиционных пробежек, без злоупотребления подгоняя отстающих лентяев стрельбой из палочки с сушеным горохом, обычно рядом в коляске восседает восемнадцатилетний Марио Инканденца, безопасно закрепленный и прицепленный, - ветер играет тонкими волосами на огромной голове, пока он улыбается и машет своей клешней знакомым. Возможно, покажется странным, что лептосоматик Марио И., настолько обезображенный, что не может даже взять ракетку в руку, не говоря уже про отбить ею мяч, - единственный мальчик в ЭТА, компании которого ищет Штитт, более того, единственный человек, с которым Штитт говорит откровенно, отставив менторский тон. Он не особенно близок с проректорами, Штитт, и общается с Обри Делинтом и Мэри Эстер Тод с почти пародийной формальностью. Но частенько, теплым вечерком, бывает, что Марио и тренер Штитт оказываются наедине у полотняного павильона Восточных кортов или возвышающегося лесного бука на западе от Ад-блока, или у одного из расцарапанных инициалами столиков для пикника из красного дерева на обочине тропинки за Домом директора, где живут мама и дядя Марио: Штитт посасывает послеобеденную трубочку, Марио наслаждается ароматами кореопсиса у тропинок, по шахматному рассекающих территорию, поднимающихся со склонов холма сладковатых сосен и дрожжевым запахом шиповника. И Марио нравится даже серный букет загадочной австрийской смеси Штитта. Как правило, Штитт говорит, Марио слушает. Марио, по сути, прирожденный слушатель. Одна из положительных сторон видимой инвалидности – люди порой забывают, что ты рядом, даже когда взаимодействуют с тобой. Ты практически вынужден подслушивать. Почти как будто они такие: «Если здесь на самом деле никого нет, то и стесняться нечего». Вот почему рядом со слушателями-инвалидами обычно отбрасывается все наносное, обнажаются глубочайшие убеждения, вслух разглашаются по-дневниковому личные откровения; и, слушая, улыбающийся и брадикинетический мальчик создает межличностную связь, которую, знает он, почувствовать по-настоящему дано лишь ему одному.

Штитт несколько жутковато поджарый, как и все старики, которые не прекращают энергичные тренировки. У него вечно удивленные голубые глаза и ярко-белый ежик, который мужественно выглядит и идет мужчинам, которые и так, в принципе, сильно полысели. И кожа такая снежнейше-белая, что едва не светится; очевидный иммунитет к ультрафиолету солнца; в сумерках сосновой тени он почти пылко-белый, словно вырезанный из луны. Есть у него привычка сосредотачиваться на одной точке, пошире расставив ноги из-за варикоцеле, свернув одну руку поверх другой и как бы целиком собравшись у трубки, которую он вкушает. Марио умеет реально долго сидеть неподвижно. Когда Штитт выпускает дым в виде разных геометрических фигур, оба пристально их изучают; когда Штитт выпускает дым, он издает звучки, варьирующиеся по взрывной согласности между «П» и «Б».

- Обдумывайт миф эффективност и беззатратност, который пестен континент стран, в котором мы жит, – выпускает дым, – Знаешь мифы?

- Это как история?

- Ах. Придуманише история. Для некоторых дет. Што только Эвклид эффективен: плоско. Для плоских дет. Прямо! Греби прямо! Вперед! Это ест миф.

- На самом деле плоских детей не бывает.

- Этот миф соревновательност и лутшест, который мы опровергайт: этот миф: полагают, всегда есть эффективен способ грести прямо, вперед! История, што между цвай точками кратчайшише маршрут – всегда прямая линия, да?

- Да?

Штитт может ткнуть мундштуком трубки, подчеркнуть:

- Но што, когда што-то встает на пути между цвай точками, нет? Греби прямо: вперед: столкнись: бу-бум.

- Ой-ой-ой!

- И где теперь ихнен кратчайшише прямой, да? Где тогда эффективен быстрая Эвклиден прямая, а? А сколько вообще ест двух точек без чего-нибудь на пути между, когда грести?

Порой увлекательно наблюдать, как комары с вечерних сосен планируют и глубоко впиваются в люминесцентного Штитта, который к ним слеп. Дым их не отпугивает.

- Когда я был мальтшик, и тренировался бороться за победунг, на учебный центр был знак, очень большими буквами: «Мы то, што проходим между».

- Божечки.

Это традиция, которой, возможно, положил начало тимпан раздевалки Всеанглийского Уимблдона: у каждой большой теннисной академии на стене в раздевалке есть собственный особый традиционный девиз, какой-то свой особый золотой афоризм, который должен описать и сообщить, в чем вообще заключается философия академии. После кончины отца Марио, доктора Инканденцы, новый директор, доктор Чарльз Тэвис, гражданин Канады, в зависимости от версии или единокровный, или приемный брат миссис Инканденцы, так вот, Ч.Т. снял девиз основателя Инканденцы – «Te occidere possunt sed te edere non possunt nefas es»t[54] - и заменил гораздо более жизнеутверждающим «Кто знает свои пределы – не имеет пределов».

Перейти на страницу:

Похожие книги