Бесконечная шутка

В восьмом классе американской школы Брюс Грин по уши втрескался в одноклассницу, с неподходящим именем Милдред Трах. Неподходящим потому, что если и жила когда-нибудь восьмиклассница, которая выглядела как Дафна Кристиансон или Кимберли Сен-Симон, то это была Милдред Трах. Она была тем смертельно прекрасным и цветущим призрачным персонажем, что скользит по потным школьным коридорам снов любого ночного поллюционера. Волосы, о которых, как слышал Грин, один выспренний учитель сказал, будто они «подобны льну»; тело такое, словно переменчивый ангел полового созревания – тот самый ангел, который, кажется, не знал даже почтового индекса Брюса Грина, – посетил и поцеловал еще в шестом классе; ноги, эффект которых не могли снизить даже несерьезные оранжевые кеды с сиреневыми шнурками в блестках. Застенчивая, лучистая, игривая, гибкая станом, пышная бюстом, любившая робко поправить льняные волосы на чистом кремовом лбу, отчего Брюса как пронзала личная молния. Видение в летнем платье и дурацких кедах. Милдред Л. Трах.

А потом, уже ближе к десятому классу произошла странная метаморфоза из числа тех, о которых вечно задаются вопросом «когда это случилось-то?», и Милдред Трах стала внушительным членом устрашающей банды Винчестерской средней школы, участники которой курили «Мальборо» в переулке между корпусами младших и старших классов и вообще уходили с учебы во время обеда, уезжая на шумных машинах с низкой посадкой пить пиво и курить шмаль, гоняли по округе с включенными звуковыми системами незаконной мощности, пользовались Визином и «Клоретсом»[9] и т. д. Она была одной из них. Жевала жвачку (или чего похуже) в буфете, на ее робком лице теперь застыла скучающая маска Дерзости, ее льняные пряди были намазаны гелем и выглядели так, словно она сунула пальцы в розетку. Брюс Грин копил на подержанную машину с низкой посадкой и упражнялся в Дерзости на тете, которая его приютила. Он развивал силу воли.

И к классу, который должен был стать выпускным, Брюс Грин выглядел гораздо более скучающим, внушительным и устрашающим, чем даже Миддред Трах, и он, Миддред Трах, а также их маленькая страдающая от недержания Харриет Трах-Грин поселились на границе Оллстонского Отшиба в блестящем трейлере с другой устрашающей парочкой, а также Томми Дуси – человеком с заячьей губой и дурной славой, торговцем дурью и сопутствующими товарами; он держал несколько больших змей в нечищеных незакрытых аквариумах, из которых воняло, но Томми Дуси смрада не замечал, потому что заячья губа полностью закрывала ему ноздри, если он что и чувствовал, то только собственную губу. Обычно к полудню Миддред Трах уже была под кайфом и смотрела картриджи с сериалами, а Брюс Грин еще работал в «Леже Тайм Айс», и какое-то время жизнь казалась им более-менее сплошной вечеринкой.

Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

– Хэл?

– …

– Эй, Хэл?

– Да, Марио.

– Ты спишь?

– Бубу мы ведь это уже проходили. Нельзя одновременно спать и разговаривать.

– Я так и думал.

– Рад, что помог.

– Ой, ты сегодня был в ударе. Ой, его еще чуть-чуть и стошнило бы. Когда он запустил мяч по линии, а ты достал его, и упал, и отбил укороченным, Пемулис сказал, что парень выглядел так, будто обтошнит всю сетку, так и сказал.

– Бу, я просто надрал ему задницу, вот и все. Закрыли тему. Мне кажется, нехорошо бесконечно пережевывать, что надрал кому-то задницу на корте. Это вопрос достоинства. Мне кажется, надо просто оставить эту тему в покое. Кстати о покое.

– Эй, Хэл?

– …

– Эй, Хэл?

– Уже поздно, Марио. Время спать. Закрой глаза и думай смутные мысли.

– Маман тоже всегда так говорит.

– Мне всегда помогало, Бу.

– Ты думаешь, что я всегда думаю смутные мысли. Ты разрешил мне жить с тобой, потому что тебе меня жалко.

– Бубу, я даже отвечать на это не буду. Я рассматриваю это как тревожный звоночек. Ты всегда начинаешь капризничать, когда мало спишь. И вот мы как раз видим каприз на западном горизонте, прямо сейчас.

– …

– …

– Когда я спрашивал, ты спишь, я хотел спросить, ты чувствовал, будто веришь в Бога, сегодня, на корте, когда был в ударе, когда того мальчика чуть не стошнило?

– Что, опять?

– …

– Мне правда кажется, что полночь в темной комнате, когда я так устал, что даже волосы болят, а через шесть недолгих часов у меня тренировка, – не самые подходящие время и место для таких разговоров, Марио.

– …

– Ты у меня каждую неделю об этом спрашиваешь.

– Ты никогда не отвечаешь, поэтому и спрашиваю.

– Так, сегодня, чтобы ты угомонился, давай я отвечу, что у меня есть кое-какие административные претензии к Богу, Бу. Мне кажется, у него довольно вальяжный стиль управления, от которого я не в восторге. Я скорее против смерти. А Бог, судя по всему, по своим убеждениям – за. И я не вижу, как нам договориться по этому вопросу, мне с ним, Бу.

– Ты говоришь про то, когда скончался Сам.

– …

– Видишь? Ты никогда не отвечаешь.

– Еще как отвечаю. Только что ответил.

– …

– Просто я ответил не то, что ты хотел услышать, Бубу, вот и все.

– …

– Есть разница.