Лично с Сергеем Алексеевичем Лебедевым мы познакомились в конце 1950 года. Невысокого роста, худощавый, очень подвижный, он поражал своей поистине невероятной трудоспособностью. В доме Лебедевых, в большой профессорской квартире в Киеве, было уютно и весело. Среди гостей, в большинстве музыкантов, художников, артистов, можно было встретить и известных эстрадных артистов Тимошенко и Березина. Конечно, непременно там были и ученые, но они как-то тушевались на «артистическом» фоне. Они, но не сам С. Лебедев. Обыкновенно он приезжал домой из института, где с группой сотрудников разрабатывал проект большой электронной счетной машины (БЭСМ) ближе к полуночи. По словам жены, «он всегда обедал завтра». Никаких признаков усталости — буквально с порога Сергей Алексеевич окунался в атмосферу веселья, на равных участвовал в разыгрывавшихся небольших сценках, шутках, музыкальных номерах. Проведя таким образом около часа, он уходил в кабинет, говоря, что надо еще немного поработать.
Можно ли на основании всего сказанного датировать появление электронной вычислительной техники в Советском Союзе 1948-м годом? И да и нет. Юридически — да, поскольку именно в это время появились первые авторские свидетельства на проекты ЭВМ. И все же, наверное, нет. Во-первых, потому, что идеи создания ЭВМ, бесспорно, появились у всех перечисленных ученых раньше. По некоторым данным, к примеру, И. Брук начал работать в этом направлении еще до Великой Отечественной войны. Пауза в развитии ЭВМ до 1948 года объяснялась главным образом тем, что, как показала жизнь, для создания промышленных образцов ЭВМ требуются гораздо большие усилия, чем те, которые могли быть реализованы относительно небольшими коллективами, находившимися в распоряжении И. Брука и С. Лебедева.
Такая ситуация чрезвычайно характерна для науки и техники XX века. Обычно автором некоторого изделия новой техники принято считать того или тех, кто впервые высказал основную идею. При практической реализации эта идея подчас буквально тонет в огромном количестве частных инженерных проблем, может быть, и не новых, но требующих больших усилий и больших затрат для своего разрешения. Не случайно многие идеи остаются нереализованными из-за невозможности преодолеть трудности, на первый взгляд кажущиеся второстепенными.
Забегая вперед, скажем, что в области вычислительной техники, или, говоря с современных позиций, информатики, самые большие трудности встретились при создании не самих ЭВМ, а периферийных устройств, решавших, казалось бы, второстепенную задачу — обмен информацией между ЭВМ и внешней средой. К слову сказать, и поныне эта задача не нашла вполне удовлетворительного решения.
Как всегда, судьба ЭВМ в нашей стране решилась, исходя из реальных потребностей. Во второй половине 40-х годов стало ясно, что существуют по меньшей мере две группы задач: одна, связанная с ядерной физикой, вторая — с баллистическими ракетами или, говоря более широко, с космической техникой. Эти задачи не могли быть решены без мощных (конечно, по тогдашним оценкам) быстродействующих ЭВМ. Поэтому весной 1949 года по постановлению Советского правительства на Институт электротехники АН УССР, возглавляемый С. Лебедевым, возлагалась задача разработки ЭВМ, отвечающей тогдашним требованиям.
В то же время второе постановление Советского правительства предусматривало создание на базе Московского завода счетно-аналитических машин (завод САМ), выпускавшего электромеханические табуляторы, двух новых организаций: Научно-исследовательского института счетного машиностроения (НИИсчетмаш) и Специального конструкторского бюро. Среди этих организаций заводу САМ отводилась роль опытного производства, а на весь комплекс была возложена задача разработки и создания релейной (да-да, не удивляйтесь, релейной) вычислительной машины.
Директором и завода, и НИИсчетмаша, и СКБ был назначен один и тот же человек — М. Лесечко (1909–1984). Решение о назначении единого в трех лицах директора оказалось исключительно правильным. Тем самым полностью исключались столь часто поминаемые в настоящее время недобрым словом межведомственные барьеры. Завод, институт и конструкторское бюро работали слаженно, как единый организм, что не мешало каждой организации сохранять достаточную степень автономии. Возник даже такой анекдотичный случай, когда в связи с какой-то финансовой неурядицей М. Лесечко пришлось самому на себя подавать в суд.