Бес шума и пыли

— Не очень, — нахмурился Гаврила, шевеля шестом. — Ты бы, Адик, как-нибудь это… пояснее…

— Пожалуйста. Если ты скажешь: «Чтоб тебе провалиться, скотина такая…» — объект незамедлительно провалится под землю, возможно даже, что перед этим превратится в какое-нибудь животное. В корову, например, или овцу… А если ты загнешь что-нибудь вроде: «Чтоб тебе ни дна ни покрышки…» — эффект проклятия пропадет, поскольку пожелание прямого адреса не содержит. Понятно?

— Фертшейн! — усмехнулся Гаврила. — Можно попробовать?

— Потом! — сказал я. — Как-нибудь попозже и обязательно под моим присмотром… И вот еще что. Теперь тебе не рекомендуется произносить вслух фразы типа: «Чтоб я сдох!..»

— Чего это я себе смерти желать буду? — удивился воеводин сын. — Что я, дурак?

— Ну не будешь — и хорошо. А то знавал я одного колдуна — боцманом был когда-то. Обучался колдовству, обучался, но дальше проклятий первой ступени не пошел. Потому что была у него дурная присказка: «Эх, сто якорей мне в задницу…»

— О-о… — протянул Гаврила. — Понятно…

— Понапрасну проклятиями не разбрасывайся. Чем реже произносишь формулу, тем лучше.

— Почему?

— Потому что при осуществлении проклятия тратится приличное количество энергии, которая черпается из…

Я собирался объяснить детине формулу соотношения космической сферы и магической ауры практикующего колдуна, но запутался и замолчал.

Так мы и плыли, пока совсем не стемнело. Некоторое время я занимал себя вопросом: исполнять задание Пахом-Чика или нет? С одной стороны, договор подписан по всем правилам, но с другой — заказчика-то нет. Провалился под землю!.. Интересно, насколько глубоко? Хорошо бы, на такую глубину, чтобы его клиентом теперь нельзя было считать… А вдруг выберется на поверхность да предъявит счет? Накатает со своей паскудной бабкой жалобу на меня в высшие инстанции?..

Сделалось прохладно. Гаврила втянул руки в рукава, нахохлился на дне лодки, походя на гигантских размеров курицу. Я дремал, полузакрыв глаза, любовался скользившим по темно-фиолетовой водной глади серебряным лунным шаром. Хорошо-то как! Правда, комары надоедливо зудели, но Гаврила пробормотал сквозь сон: «Чтоб вас разорвало, сволочей!» — и сразу всё стихло.

Я ощутил что-то вроде прилива вдохновения. Чего это я к богатырю Георгию привязался? С самого начала надо было в другом направлении работать! Тогда бы не было ни позорного провала, ни неприятного разговора с Филимоном… Просто-напросто похитил бы Оксану да потихоньку приучил ее к Гавриле. Он — парень хороший, такого и полюбить честной девушке не грех! А я бы его манерам малость обучил, превратил бы орясину деревенскую в настоящего светского льва — девичье сердечко и дрогнуло бы…

Ну, лучше поздно, чем никогда, как говорится… Сейчас запихнем Оксану в мешок, отвезем подальше, подождем немного, чтобы оклемалась, и начнем очаровывать — «шармант, сударыня», «экселент, мадмуазель», «келе ре тиль, шерше ля фам, мерси боку…»

Лодка мягко ткнулась в прибрежный песок. В этом месте река делала крутой изгиб. Я толкнул Гаврилу в бок локтем, он всхрапнул, поднял голову и хриплым со сна голосом объявил:

— Приплыли… Сейчас через поле — и прямо к забору выйдем. Хорошо, что овраг в другой стороне остался…

Мы выпрыгнули на берег. Гаврила спрятал лодку в ближайших кустах.

— А как действовать будем? — спросил он, когда мы шли через поле.

— Как-как… По-бесовски хитро! — ответил я, высоко поднимая ноги, чтобы не очень промокли в мокрых от ночной росы травах. — А ты как хотел? Ворваться в дом, переплевать всю челядь, напугать до смерти вдову, гоняясь с мешком в руках по комнатам за ее племянницей?

Гаврила пожал плечами.

— Перелезем через забор, — объяснил я. — Покажешь, где окно в ее горницу. Знаешь ведь?

— А как же!

— Я постучу тихонько и выманю девицу…

— Так она и вылезет к первому встречному бесу темной ночью!

— Вылезет, не беспокойся, — заверил я. — У меня подход к женщинам есть. Можно сказать, талант к этому делу! Главное — тембр голоса. Голос должен быть в меру мужественным, чуть хрипловатым, глубоким и чувственным… В общем, трудно объяснить. Послушаешь — узнаешь.

— А что говорить-то ей будешь?

— Да ерунду всякую… Какая разница, что говорить? Главное — голос!.. Ну там — дорогая, любимая, не желаете ли прогуляться?.. Прекрасно сегодня выглядите…

— А я что буду говорить?

— Ты молчать в тряпочку будешь.

* * *

— Дорогая, — хрипел Гаврила, скользя спиной по бревенчатой стене забора, — не желаете ли прогуляться?.. Куда-нибудь подальше отсюда… Хоро-ошая собачка… Какая у нас мордочка, какой хвостик…

— Ты ей еще скажи, как она прекрасна сегодня выглядит, — подсказал я, с трудом отводя взгляд от пылавших злобой глаз громадного волкодава, встретившего нас с Гаврилой во дворе вдовы, когда мы перемахнули через забор.

— Я что угодно скажу, — простонал детина, — лишь бы убрали от меня этого зверя!

— Покричи, — предложил я. — Выйдут хозяева и посадят пса на цепь.