Беру свои слова обратно

Миллионы книг первых девяти изданий «Воспоминаний и размышлений» – это отходы исторического развития. Место им – на свалке истории. Они хороши были для своего времени. Сейчас незачем их держать в домашних библиотеках офицеров. Сейчас другие потребности, сейчас нужна другая большая правда о войне.

Маршал Язов не одинок. Ту же песню поет маршал бронетанковых войск Олег Александрович Лосик. Его похвалы начинаются с ритуальных заверений в честности Жукова, но эти настойчивые повторения рождают сомнения и подозрения. Если кто-то бьет себя в грудь, непрестанно заявляя о кристальной честности и правдивости, то у нормального человека возникает противоположная психологическая реакция. Посмотрите на мелких шулеров в подворотнях: это их стиль – на честность напирать.

Да и о какой честности Жукова речь, если он описал множество операций, но ни разу не вспомнил о потерях? Авторы жуковских мемуаров похожи на организаторов реставрации Кремля и московского Белого дома: ремонт завершен, но смету никому показывать не хочется; зачем, мол, кому-то знать детали, зачем расстраиваться, зачем помнить, во что все это обошлось и куда лишнее подевалось?

Объявив книгу Жукова честной, маршал бронетанковых войск Лосик тут же уточняет, что жуковская честность не простая, а с оговорками:

Это честная книга. Правда, в девяти изданиях по конъюнктурным соображениям в книгу не вошли факты… Готовя десятое издание, дополненное по найденной к тому времени первой рукописи автора, издательство учло… Мемуары потянули на три тома (Красная звезда. 2 декабря 2000 г.).

Повествуя о конъюнктурных соображениях, было бы неплохо назвать главного конъюнктурщика. А рассказывая о том, что мемуары когда-то тянули на три тома, следовало бы объяснить непонятливым, почему в настоящий момент они больше никак на три тома не тянут.

И еще: а где гарантия того, что конъюнктурные соображения больше не принимаются во внимание? На протяжении двух десятков лет в первых девяти правдиво-конъюнктурных изданиях четко просматривалось стремление многочисленных авторов и соавторов «самой правдивой книги о войне» угодить власти, уловить ее желания и ретиво их удовлетворить. А разве в последних изданиях это стремление не просматривается? А разве сегодня книга хоть в чем-нибудь не соответствует официальным идеологическим установкам?

3

Сам Георгий Константинович хорошо понимал, что большая, но вчерашняя правда никому не нужна. Жуков знал, что историю будут постоянно переписывать. Считал, что так и надо. Сам он был ярым сталинцем – до тех пор, пока Сталин был здоров. В письме в ЦК ВКП(б) от 12 января 1948 года на имя Жданова Жуков называл себя «слугой великого Сталина»:

Прошу Центральный комитет партии учесть то, что некоторые ошибки во время войны я наделал без злого умысла, и я на деле никогда не был плохим слугою партии, Родине и великому Сталину (журнал «Военно-исторический архив». 2007. № 2(86). С. 57).

При Хрущёве в моде было быть антисталинцем; таковым Жуков и стал. Без Жукова никакого ХХ съезда партии и публичных разоблачений Сталина быть просто не могло.

При Брежневе культ Сталина возродили, насколько это было возможно. И снова Жуков стал верным сталинцем – читайте «Воспоминания и размышления», изданные при Брежневе.

А во времена горбачёвской перестройки было приказано Сталина снова пинать ногами, и отношение Жукова, к тому моменту уже покойного, к Сталину в четвертый раз изменилось на противоположное. Читайте «Воспоминания и размышления», выпущенные во времена Горбачёва.

Каждый раз у Жукова разворот на 180 градусов. В прямо противоположную сторону. У меня флюгер на крыше так резко не поворачивается. Его туда-сюда болтает. Но так, чтобы точно на 180 градусов, – не замечал.

Сам Жуков говорил:

При Сталине была одна история, при Хрущёве – другая, сейчас – третья. Кроме того, историографическая наука не может стоять на месте, она все время развивается, появляются новые факты, происходит их осмысление и переоценка, – надо уловить дух времени, чтобы не отстать. С другой стороны, о многом еще говорить преждевременно (Огонёк. 1988. № 16. С. 11).