Если мы уважаем историка Светлишина и хотим верить его рассказам, то вправе спросить о его столь безответственном отношении к сохранению исторической правды. В 1965 году он не стал документально фиксировать свой разговор с Жуковым, почему же больше чем через четверть века мы должны этому безответственному человеку верить на слово?
А ведь рассказ Светлишина — сплошной бред. Он поверил мемуарам Жукова: делами Генерального штаба Сталин не интересовался, начальника Генерального штаба выслушивал лишь изредка... Потому Светлишин вставил в свой рассказ сталинского секретаря Поскребышева, мол, у бедного Жукова доступа к Сталину не было, он вынужден был передавать документ не лично, а через кого-то: доложите, пожалуйста, товарищу Сталину... Но Жуков, как мы теперь знаем, накануне войны бывал в кабинете Сталина весьма часто и проводил в нем много-много часов. Зачем отдавать документ Поскребышеву, если в любой день он мог отдать его в руки вождю: вот, товарищ Сталин, что мы предлагаем!
Если Жуков, имея возможность лично положить документ на сталинский стол, передавал его через кого-то, то это — поведение труса. Так ведут себя люди, у которых нет смелости лично доложить свои предложения. Чтобы не попадаться на глаза начальникам, свои предложения они через кого-то передают, а потом решение хозяина выслушивают от барского холопа.
Поведение Жукова более чем странное. Любой нормальный человек, перед тем как разрабатывать в деталях грандиозный проект, сначала заручится поддержкой руководства. В разговоре с вождем Жукову следовало осторожно намекнуть на другие возможные варианты: а не поступить ли нам, товарищ Сталин, несколько иначе? Получив отрицательный ответ, нечего было и огород городить.
Составить план войны — дело нешуточное. Помимо самого документа Генерального штаба от 15 мая 1941 года, в нем упомянуты еще шесть документов, включая «План намечаемых боевых действий на случай войны с Германией». Ни один из этих документов пока исследователям недоступен. И вот вам картина: под руководством Жукова и Тимошенко Генеральный штаб Красной Армии подготовил развернутый план разгрома Германии со всеми теоретическими выкладками, обоснованиями, картами, расчетами, представил его Сталину, а уж потом выяснилось, что Сталину это совершенно не интересно. Неужели перед выполнением этого грандиозного проекта Жуков не мог поинтересоваться мнением Сталина и накануне войны не загружать самых высокопоставленных и талантливых генералов Генерального штаба работой, которая вышестоящему руководству не нужна?
Не менее удивительно и поведение Сталина. Жуков бывал у него очень часто, но Сталин (если верить рассказу Светлишина) так и не высказал своего мнения о предложенном плане. Жукову не известны ни судьба плана, ни принятое Сталиным решение. А своему секретарю Поскребышеву «разгневанный» Сталин приказал передать Жукову, чтобы тот впредь чепухой не занимался.
Представим: вот в приемной сталинского кабинета Поскребышев передает Жукову слова Сталина. Тут же Жуков заходит в кабинет «разгневанного» Сталина и начинается обычная работа... Неужто Сталин сам не мог сказать Жукову, чтобы тот не отвлекался на посторонние дела? Почему это надо было делать через Поскребышева?
И объясните мне, почему Жуков документы Генерального штаба называл «моя докладная» или «моя записка»? Повторяю, речь идет не об одном документе, а о комплекте, который по каким-то причинам до сих пор недоступен исследователям. Документы готовил генерал-майор Василевский, правил генерал-лейтенант Ватутин, под документом фамилии наркома обороны маршала Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Жукова. Иными словами, в разработке этого проекта участвовали как подчиненные Жукова, так и его непосредственный начальник. Почему же комплект документов назван запиской, да еще и моей?
На комплекте документов гриф: «Совершенно секретно. Особо важно. Только лично». Обратим пристальное внимание на последние два слова: ТОЛЬКО ЛИЧНО! Теперь давайте на минуту поверим выдумкам Светлишина: в нарушение приказов и инструкций по ведению секретного делопроизводства Жуков отдал в чужие руки комплект совершенно секретных особой важности документов, которые имел право отдать только лично Сталину. Это преступление. Если весь этот фантастический сюжет действительно имел место, то Жуков своей преступной безответственностью заслуживал расстрела. В данном случае Жуков нарушил присягу, ибо клялся хранить государственную и военную тайну. Он ее не хранил и хранить не умел. К совершенно секретным особой важности документам относился как к ничего не стоящим бумажкам. Людей расстреливали за халатное отношение к куда менее важным секретам.