Вокруг десантного люка плавала тьма обломков разбитых механизмов, а люди все еще держались здесь, стреляя в темные недра берсеркера. Узнав скафандр Брума в свете прожекторов, Митч увидел, как тог приветственно помахал.
— Капитан! Жестянки снесли башню и большинство прожекторов. Но мы переломали ужасную уйму ихнего брата... Как ваша рука?
— Будто деревяшка. Есть карабин?
— Что?
Брум его не слышал. Ну конечно, проклятая машина сдавила шлем и, должно быть, повредила передатчик. Прижавшись шлемом к шлему сержанта, Митч проговорил:
— Принимайте командование. Я пошел внутрь. Если смогу, вернусь.
Брум кивнул, сопровождая его к люку, но не теряя бдительности. Вокруг снова замельтешили вспышки выстрелов, но Митч уже ничего не мог поделать, пока эти два пальца тупо давят на грудь. Голова кружится. Вернуться? Кого он надеется одурачить? Повезет еще, если удастся пробраться в корабль без посторонней помощи.
Он протиснулся в люк, мимо ниш внутренней охраны, прошел шлюз. Бросив на него всего один взгляд, санитар поспешил на помощь.
«Жив пока», — отметил Митч, увидев людей и свет. От забинтованной левой руки уцелела даже часть ладони. И тотчас заметил еще одно: призрачные тычки оружия, искривляющего пространство, прекратились. Затем осознал, что его везут из операционной, а лица спешащих мимо людей озарены радостью. Чувствуя ужасную слабость, Митч еще был не в состоянии сформулировать внятный вопрос, но доносившиеся до его слуха слова вроде бы означали, что на подмогу пришел еще один корабль, атаковавший этого берсеркера с другой стороны. Добрый знак; значит, в распоряжении еще есть лишние корабли.
Носилки опустили неподалеку от мостика, где устроили место для выздоравливающих; там находилось множество раненых, пристегнутых к койкам ремнями, с дыхательными трубками на случай отказа гравитации или утечки воздуха. Повсюду виднелись боевые повреждения. Откуда они здесь, в самом сердце корабля? Ведь защитники десантных люков выстояли.
Вдруг по кораблю пробежала долгая гравитационная судорога.
— Отцепились от берсеркера, — прокомментировал кто-то поблизости.
Митч ненадолго потерял сознание. Очнувшись вновь, увидел, что люди стекаются к мостику со всех сторон. На лицах у них читалось счастливое, чуточку недоуменное выражение, будто их призвал сюда какой-то радостный сигнал. Многие несли охапки диковиннейших предметов: оружия, книг, шлемов, бинтов, подносов с пищей, бутылок и даже ошарашенных детей — должно быть, спасенных из казематов берсеркера.
Митч приподнялся на правом локте, не обращая внимания на ноющую боль в забинтованной груди и покрытых волдырями пальцах правой руки. И все равно не разглядел кресла мостика, потому что поле зрения то и дело перекрывали снующие туда-сюда люди.
Торжественно-счастливые люди подходили из всех коридоров корабля, мужчины и женщины толпились в свете разгорающихся ламп.
Пробудившись еще через час, Митч обнаружил, что поблизости установили сферу дисплея. Пространство, в котором разыгралась битва, представляло собой новую рваную туманность из газообразного металла — несколько угольков, рдеющих на фоне бездонной черноты Каменной Россыпи.
Кто-то рядом с Митчем устало, но оживленно диктовал на рекордер:
— ...по последним подсчетам, потеряно пятнадцать кораблей и около восьми тысяч человек. Повреждены все наши корабли до последнего. По нашим оценкам, уничтожено девяносто — то есть девять-ноль — берсеркеров. По последним подсчетам, сто семьдесят шесть захвачены в плен или уничтожили себя. В это все еще трудно поверить. Подобный день... не следует забывать, что не меньше тридцати штук скрылись, и они все так же опасны, как и прежде. Нам предстоит еще долго выслеживать их и сражаться с ними, но их флот разбит. Захват такого множества машин дает нам надежду наконец-то получить сколько-нибудь отчетливое представление об источнике их происхождения. Ах да, самое лучшее — мы освободили около двенадцати тысяч пленных.
Итак, чем же объяснить такой успех? Те, кто не принадлежит к Верующим того или иного рода, скажут, что победой мы обязаны новым, более прочным обшивкам кораблей, более дальнобойным и мощным орудиям, совершенно неожиданной для противника тактике — и умению наших десантников одолеть все, что берсеркеры бросали против них.
Но прежде всего история воздаст должное главнокомандующему Карлсену — за его решение атаковать в то самое время, когда примирение с венерианами воодушевило и объединило весь флот. Сейчас главнокомандующий находится здесь, навещает раненых, лежащих рядами...
Карлсен двигался настолько медленно и устало, что Митч даже подумал, что тот ранен, хотя бинтов на нем не заметил. Главнокомандующий шаркал вдоль шеренги носилок, находя слово привета или кивок для каждого. Рядом с постелью Митча он остановился, будто был потрясен, узнав его. И первыми его словами были:
— Она погибла, поэт.
Палуба на миг уплыла из-под Митча; а затем он ощутил покой, словно заранее предполагал услышать такое. Битва выжгла его душу дотла.