Бернарда

Я потерла лицо. Господи, я, наверное, схожу с ума. Раньше это место было домом, а теперь отторгалось вместе с укладом, людьми и даже родственниками. Грустно? Чуть-чуть. Не настолько, как могло быть. Прежняя Дина валялась бы в рыданиях, скажи ей, что однажды все изменится вот так; а новая смотрела на все с легким налетом грусти и раздражения, как на старые марочные наборы, на коллекционирование которых ушло столько лет. Пустая трата времени? А когда-то было интересно… Наверное, так же чувствует себя человек, уехавший из деревни работать в Столицу – новые места, знакомые, привычки. Новая речь, новое лицо – и запертое в дальний шкаф провинциальное прошлое. А иногда ведь надо приезжать, надо навещать. И смотрит тот человек на свою детскую комнату, смотрит на постаревшие знакомые лица родни, живущей привычной жизнью, и понимает, что два раза в одну и ту же реку не войти. Но, может, оно и к лучшему.

– Дочь, ты какая-то уставшая…

– Ага, мам, и не говори.

Она была все той же. Это было и хорошо, и плохо. На ум неизменно приходили кадры из фильма «Искусственный разум», где мальчик-киборг мечтал вернуться в один-единственный день своей жизни, чтобы прожить его с мамой. Даже если это всего лишь иллюзия, даже если это все уже больше не настоящее. Но хоть так.

Неприятное сравнение, но очень точное. Никто не заметил никаких изменений. Никто вообще ничего не заметил, потому что не мог. Потому что в этом мире ни один человек не поверил бы, что время может стоять, что разум может видоизменять вещи, что возможно однажды прыгнуть в воображаемую чашу фонтана. Захлестнула ностальгия и горечь.

Захотелось вернуться туда, где меня понимали. Где думали так же, как я, где жили по-другому, где могли чему-то научить. Но еще не время. Я хотела дожить этот день до конца, и я его доживу.

– Пойду спать, мам.

– Ладно. Тебе же завтра на работу? Разбудить тебя?

(Работа? Ах, да! Работа… Это не тот самый чип в плече, а бюро переводов…)

Застыв лишь на мгновенье, я кивнула:

– Разбуди.

* * *

Мне точно всегда нравилась эта узкая и жесткая кровать?

* * *

Они смотрели на меня как на чужую.

А я улыбалась.

Оказывается, лица коллег почти забылись, выцвели и вытерлись, равно как и половина английских слов за ненадобностью. И на тот сертификат о чьем-то замужестве, который требовалось перевести, я все равно не смотрела. Качалась на стуле, праздно глазела на ставший непривычным офис, игнорируя удивленный взгляд Валентины Олеговны.

Как пыльно, тускло и занудно. И какая-то безнадега в воздухе. Вечное стучание пальцев по клавишам, отбывание безрадостных рабочих часов «от» и «до», чтобы попытаться найти утешение в сумерках вечера, а утром начать все по кругу: подъем, умывание, завтрак, автобус, офис и снова вечер.

Татьяна старательно прятала нездоровый интерес к моей изменившийся внешности, но в какой-то момент не удержалась.

– Диночка… – елейно начала она.

– Бернарда, – холодно поправила я.

Таня на мгновение замерла, получив по носу невидимый щелбан. Но любопытство взяло верх, вопрос все-таки прозвучал.

– …Ты каких пиявок наглоталась, чтобы за выходные так похудеть?

– Хороших. Заморских. – спокойно ответила я, составляя один-единственный документ, над которым было желание работать. – Только вот от злости они не избавляют, а посему тебе не помогут.

Она осела, отступилась, даже не решилась пойти в дальнейший бой. Просто дала задний ход, как мелкая гиена, чувствующая близкое присутствие по-настоящему сильного хищника, тягаться с которым себе дороже. Забилась за свой стол, утихла, не разозлившись, а больше растерявшись.

Я же допечатала документ, вывела его на принтер и положила еще теплый лист на стол администраторше.

– Заявление об уходе? – оторопело прочитала та. – Ты это серьезно?

Офис ошеломленно притих.

Я снова улыбнулась.

Все. Это все больше не мое. Не вернусь сюда, даже если в жизни не останется ровным счетом ничего. Хватит с меня пыльной скуки. Да и дело было не столько в пыли, сколько в осознании того, что я изменилась. Видимо, насовсем.

Ближайший пункт обмена находился неподалеку, за углом. Кутаясь в старый необъятный пуховик, я пересекла улицу. Чадили автобусы, крутились у киоска, покупая сигареты, подростки, кряхтела от непосильно тяжелой сумки пытающаяся вскарабкаться на тротуар бабка. Я ловко плыла в общем потоке людей. Болтали о своем симпатичные студентки, говорили по телефону в показушно дорогих авто «бизнесмены». Чванливо так, с затаенным выражением брезгливости и превосходства на лицах.

Мне было не до них.

Скрипнула тяжелая металлическая дверь – дохнуло спертым теплом.

Вытащив из кармана деньги, я обратилась к кассирше:

– Мне сто евро и сто долларов, пожалуйста.

Искаженный в динамике женский голос назвал нужную сумму в рублях, которую я положила в лязгнувший царапанный лоток.