Бернадот

Оставил генерал-дипломат свой след и в итальянских делах. Австрийскому представителю на переговорах в Кампо-Формио сначала удалось договориться, что Цизальпинской республике не было нужды обзаводиться своим посольством в Вене, но когда её министр Мельци проинформировал об этом Бернадота, тот с присущей ему энергией и настойчивостью стал осаждать Тугута и добился того, чтобы цизальпинцев в Австрии представлял посланник Марешальчи.

Так что Бернадот в Вене отнюдь не сидел сложа руки и вовсю занимался, если говорить современным языком, подрывной деятельностью, не совместимой с его официальным статусом.

По неподтверждённым данным, посол Республики, расширяя круг своих связей в Вене, был гостем в доме известного скрипача и композитора Рудольфа Крейцера. Слушал ли он игру скрипача, неизвестно — ведь музыки генерал не любил, его ухо привыкло лишь к бравурным маршам, — зато в доме Крейцера он познакомился якобы с самим Бетховеном и вдохновил его на написание Героической симфонии, посвящённой Наполеону.

Отношения с Тугутом не сложились вообще. У австрийца были особые причины для беспокойства и недоверия к французскому послу: в прошлом он состоял у версальских Бурбонов на денежном содержании, и Бернадот мог в любой момент нанести ему смертельный удар, если бы обнародовал этот позорный факт из его биографии. На первой же беседе Бернадот ринулся в атаку и потребовал от Тугута принять меры, чтобы французские эмигранты прекратили носить старые свои награды, а австрийские государственные календари в рубрике «Франция» больше не упоминали старые титулы дочери Капетов и эмигрировавших Бурбонов.

Ещё одним поводом для его демарша и возмущения австрийцев стал эпизод, произошедший в австрийской Венеции, в котором французские граждане из-за своих трёхцветных кокард подверглись оскорблению со стороны местного населения. В ноте от 23 марта он требовал от австрийских властей извинения за то, что на воротах французского консульства в Венеции была нарисована непристойная для Республики аллегория. 30 марта последовала французская нота, вновь напоминавшая Тугуту о ношении на улицах французскими эмигрантами своих орденов, что, по мнению Бернадота, «было сравнимо с бунтом против Республики ». 31 марта посольство выпустило уже 2 ноты: в одной Бернадот протестовал против того, что австрийские власти в Вероне покрывали от правосудия каких-то разбойников и бандитов, а в другой генерал требовал выпустить из австрийской тюрьмы гражданина

Коломбо, уже 20 лет проживавшего в Вене, работавшим учителем детей графа Коллоредо и якобы осуждённого в 1793 году за «святое дело, за которое боролся французский народ».

Как ни странно, все эти «дипломатические» выходки достигали своей цели, и МИД Австрии и австрийские власти изо всех сил старались не портить настроение французскому послу и предупреждали все его желания. Они никоим образом не хотели пока обострять отношения с Францией, хотя сами потихоньку готовились к войне.

Послом заинтересовалась наконец императрица. Она послала к Бернадоту неаполитанского посланника Батиста с вопросом, когда тот намеревался явиться к ней на аудиенцию. Генерал выразил своё принципиальное согласие, и тогда Батист порекомендовал ему выбрать для визита воскресное утро, когда в приёмных покоях императрицы бывает большой приём.

Императрица сгорала от любопытства увидеть прославленного генерала и не побоялась вызвать недовольство русского посла графа Андрея Разумовского, не желавшего присутствия Бернадота на её воскресном куртаге. Она была сама любезность и предупредительность, и когда французский посол появился на приёме, она не поленилась выйти ему навстречу и приветствовать его у самых дверей. Бернадот произнёс маленькую вступительную речь, в которой выразил стремление Франции к миру и удовлетворение выздоровлением императрицы. Та в свою очередь рассыпалась в комплиментах и сказала, что никогда не сомневалась в мирных намерениях Республики. Вероятно, это лицемерие ей дорого стоило, ибо её мать, королева Неаполя, постоянно писала ей в Вену о происках французов в Италии. В феврале французы заняли Рим, и в Папской области была провозглашена т.н. дочерняя по отношению к Франции республика. Папа Пий VI отказался выехать из Рима и был заточён в один из флорентийских монастырей. Бернадот ответил, что назначение французским послом в Неаполь «гражданина Гара вынудит замолчать тех, кто пытается создать между обеими странами атмосферу недоверия». Одним словом, оба они попытались абстрагироваться от политических реалий и пустились в дипломатическую игру. Понятное дело, Бернадот как настоящий кавалер благоразумно воздержался от обычной своей жёсткой и наступательной манеры разговора и проявил снисходительность к женщине. Потом разговор перешёл на общие темы: театры, музыка, венская жизнь и прочие невинные вещи.