Бернадот

В общей сложности генерал Бернадот провёл в Вене 2 месяца и неделю, а в качестве признанного посла пробыл и того меньше — всего полтора месяца. Но расчётам, которые Бернадот строил в Вене, не суждено было сбыться, и его в будущем ждало разочарование. В армию он не вернулся — во всяком случае, сразу, а венский эпизод лишь ускорил вступление в войну Англии. В Директорию Бернадот представил достаточно сумбурный отчёт, в котором в самых драматических тонах описал события 13 апреля, обвинив и австрийца Тугута («подлый, ничтожный»), и посла России Разумовского («трусливый варвар»), и посла Англии лорда Оклэнда (Иден) в заговоре и покушении на его жизнь («Целью этих трёх тигров было задушить нас»). У Директории поведение посла особого одобрения не получило, ибо обострение отношений с Австрией пока в её планы не входило, хотя официально Париж высказал своё возмущение и протест.

Австрия затаилась и ожидала начала военных действий и в Германии, и в Италии. Императора Франца успокаивали, однако сведения о том, что и его подданным надоел такой позорный мир — уж лучше честная война, ему были известны. Впрочем, до немедленного начала войны дело на сей раз не дошло, потому что она была пока ни к чему и для Директории. Талейран для себя считал, что в скандале был виноват сам Бернадот. Это мнение, кажется, разделял и Бонапарт, а потом к нему присоединились члены Директории. Скандал попытались замять на конгрессе в Раштадте46 и на конференции в Зельце. Конференцию, однако, до конца не довели, потому что война вспыхнула снова. Вопрос о восстановлении чести Бернадота отпал сам собой.

На пути в Раштадт Бернадот распространял памфлеты, в которых во всех грехах обвинял австрийскую сторону и доказывал свою невиновность. По дороге он встретил Кобленца, который ехал в Вену, чтобы занять место Тугута. Тугут покидал свой пост не из-за эпизода от 13 апреля — он подал прошение об отставке задолго до этого. На некоторое время Бернадот был вынужден задержаться в Раштадте: 24 апреля туда пришло указание Талейрана оставаться в городке и ждать дальнейших инструкций. 8 мая, когда то ли дипломат, то ли генерал в отставке напомнил Парижу снова о себе, это указание подтвердили: ждать! Подобное отношение к заслуженному генералу и неуверенность в будущем сильно нервировали и были оскорбительны. Бернадот впал в мизантропические настроения.

Отношение австрийцев к нему было самое предупредительное и внимательное. Наступала весна, он жил в шикарном замке и страдал от ничегонеделанья. Директория предложила ему командование 5-й дивизией ополченцев в Страсбурге и тут же прекратила выплату жалованья посла, но он от этого унизительного предложения отказался и, не дожидаясь разрешения Парижа, 16 мая 1798 года покинул Раштадт. Директория оскорбилась в свою очередь — особенно после того, как Бернадот стал настаивать, чтобы она выразила официальное одобрение его действиям в Вене. В опубликованной им в газете Le Conservateur статье он писал: «Авторитет чиновника — достояние нации».

Это выступление возымело действие: 26 мая Директория снова попыталась заинтересовать его дипломатической работой — на сей раз на важном посту посла в Батавской республике47. Но Бернадот считал свой дипломатический опыт достаточным, чтобы не обогащать его в будущем. К тому же он занялся устройством своих семейных дел.

В ссылке на острове Св. Елена Наполеон скажет: «Назначение Бернадота послом в Вену было неудачным. Характер этого генерала был перенапряжён, а голова — недостаточно холодна».

ЖЕНИТЬБА И ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО

Стараться быть самим собой — единственное средство иметь успех.

Стендаль

Бернадот приехал в Париж, когда экспедиционный корпус Наполеона Бонапарта завершал в Тулонском порту погрузку на суда. Генералу стало тесно в Европе, и он отправлялся за славой в Египет. «Миролюбивая», лицемерная и погрязшая во взятках Директория заодно избавлялась от непредсказуемого и опасного генерала, помогая ему «развлечься на стороне», подальше от Парижа.

А Париж... Париж жил исключительно ради развлечений. После якобинского террора все, особенно женщины, словно с цепи сорвались и, зажмурив глаза, бросились в океан чувственных наслаждений. Как писал современник, все люди погрязли в пороках, словно свиньи в дерьме, но чем глубже они погружались, тем больше старались перещеголять друг друга в похоти, разврате и цинизме. После каждой эпохи великого лицемерия наступает период всеобщего падения нравов. Наступил этот период и для Франции.