Беркут (Щегол-3)

Ее тоже дико плющило после двухнедельного воздержания. Поэтому в глазах то и дело появлялось Обещание, почти каждое прикосновение дарило ласку, а сосочки, по моим ощущениям, не расслаблялись ни на миг. В общем, перед выходом на берег я остудил воду слабеньким арктическим холодом, но все равно нарвался на игривую шуточку Уфимцевой:

— Игнат, я осознаю, что рискую получить по попе, но промолчать не могу: если ты немедленно не сведешь плечи и не сгорбишь спину, то первой потеряет голову твоя оголодавшая супруга, а следом за ней сойду с ума и я!

— Что, тоже волнует? — спросила Оля со знакомой хрипотцой в голосе, я был вынужден приложить себя бодрячком, а мелкая, по своему обыкновению, сказала правду:

— Обычно — нет. А сейчас между вами пробегают та-а-акие искры…

Я достал из бокового отделения рюкзака полотенце, выпрямился, кинул взгляд на Свету и мысленно вздохнул: ее сосочки тоже затвердели и пытались проткнуть почти прозрачный лифчик!

«Мы друг до друга дорвемся. А ей не полегчает…» — мелькнуло на краю сознания, и я, усилием воли задвинув все волнующие мысли куда подальше, принялся ожесточенно сушить волосы. Потом повернулся к девчатам спиной, чтобы не смущать Уфимцеву, а буквально секунд через пятнадцать совершил поворот градусов на сто десять и поднял голову вверх.

Диск сформировался сам собой, а в тот момент, когда в него на полной скорости впоролся пикирующий сокол,

с правой руки сорвался мощнейший разряд. Экстремального торможения о три неподвижных препятствия птичка не пережила. Так что три разряда, по сути, сожгли без пяти минут трупик. Но дамы отработали, как часы, и я назвал их красотками… автоматически опустив взгляд на обнаженные фигурки. А через мгновение, разворачиваясь на месте и извиняясь, услышал совершенно спокойный голос мелкой:

— Игнат, просить прощения тебе не за что: мы среагировали и правильно, и своевременно, значит, заслужили похвалу. А то, что я голая — мелочи: в моей личной табели о рангах защита команды занимает первое место. И еще: на мой взгляд, в бою надо жить боем. Поэтому учти, пожалуйста, на будущее, что стеснения во мне больше нет. Зато ненависти к любому, кто покусится на самое святое — вас! — хоть отбавляй.

Не знаю, почему, но в тот момент ее монолог лег на душу, как родной. И, что называется, толкнул под руку. Поэтому я снова повернулся к девчатам и коротко кивнул:

— Ты права: в бою надо жить только боем. И вы включились в него без раскачки. Поэтому я вами горжусь.

— Слово «красотки» мне понравилось больше! — сыто мурлыкнула Оля, перестала валять дурака и притянула к себе подружку: — А если серьезно, то диски«встали» практически одновременно. Да и разряды попали все. Значит, мы все-таки сыгрались…

…Следующие девятнадцать с лишним часов мы неслись на юг почти без остановок. Да, так можно было не торопиться, но от лесов, холмов и болот уже тошнило, а где-то там, впереди, нас ждало ОЗЕРО и часов пять-семь хоть буйного, хоть ленивого безделья. Вот мы и выкладывались до предела, прыгая на предел дальности рывка Светы, убивая время раскачкой навыков, которые не успели довести до насыщения на заимке Вронских, и игнорируя абсолютно все зверье. В результате к Мрачному вылетели четвертого мая в двенадцатом часу дня, полюбовались фантастически красивой водной гладью, подернутой легкой рябью,

скинули рюкзаки и пошли на поводу у дикого голода — пока моя благоверная вытаскивала из термоса остатки еды, мы мелкой нарубили целую гору еловых лап, принесли к облюбованному месту и накрыли спальниками. К этому времени жаркое майское солнышко успело разогреть воздух градусов до двадцати пяти-двадцати-семи, поэтому вопрос «Раздеваться или нет» даже не поднимался: мы шустренько избавились от всего, что мешало наслаждаться без пяти минут летом, как метко выразилась Оля, попадали на ложе и выпали из жизни. Зато после того, как нежнейшие куски изюбрятины приказали долго жить, запили их до смерти надоевшими «коктейлями», сыто отвалились от импровизированного стола и размечтались. Вернее, Света застрадала из-за того, что на этом озере нельзя поплавать в ИДА-шках и с буксировщиками, мы заявили, что в «нашем море» можно все, и начали озвучивать свои хотелки.

Через четверть часа стало ясно, что любое, даже самое отвязное желание, высказываемое кем-либо одним, находит понимание у всех остальных. Так что мы распланировали пятое мая, назначенный днем отдыха — решили, что утром, как обычно, заплывем к горизонту; сразу после завтрака сгоняем в Лукоморье, докупим ИДА-шек, ласт и буксировщиков на всю команду, проведем ходовые испытания и разберемся, как выглядит дно в нашей бухте; после обеда до потери пульса погоняем на «Шторме», а вечером завалимся в сауну и забудем обо всем окружающем мире. Потом Оля заметила какую-то хищную птицу, парящую в чистом небе, и мы спрятались под невидимость, ибо драться было лениво даже с «семерками».