И в самом деле, целый ряд послевоенных, равно как и предвоенных беззаконий, никак не был связан с именем "лубянского маршала". Он действительно мог оказаться чист, как вслух выразил опасение Андреев. Тут и громкие процессы второй половины 30-х годов, и "военно-фашистский заговор" Тухачевского, и та часть Великой Чистки, которая затрагивала работников центрального аппарата. Спускаться ниже, на уровень регионов, Берии было бы рискованно. Ему могли припомнить репрессии в Грузии. Зато после войны практически все громкие дела вершились без участия Лаврентия Павловича — тут и "дело авиаторов", и "дело артиллеристов", и "ленинградское дело", и "мингрельское дело", и преследование "безродных космополитов". Даже предвоенное "дело о заговоре в ВВС" проходило без прямого участия Берии, поскольку им занимались НКГБ и Особые отделы, в тот момент не входившие в состав НКВД. Что же касается преступления, в которых участвовал Берия, будь то расстрел польских офицеров и гражданских пленных в 1940 году или массовые депортации целых народов в годы Великой Отечественной войны, то здесь его соучастниками выступали и другие члены Политбюро. Кстати, нельзя исключить, что жертв Катыни Лаврентий Павлович тоже готов был реабилитировать, учитывая, что в 40 году он, как кажется, был противником их казни, а теперь, в 53-м, собирался по-иному, чем при Сталине, выстроить отношения со странами Восточной Европы. Катынь, в конце концов, можно было попытаться списать на одного Сталина. Естественно, подобное решение могло бы быть принято только после того, как на Сталина была бы возложена ответственность за репрессии 30-50-х годов. Судя по тому, как Берия обставил реабилитацию "кремлевских врачей", со временем он собирался прямо обвинить в беззакониях Сталина. Но не успел. Характерно, что Хрущев даже после XX и XXII съездов так и не рискнул признать публично советскую ответственность за Катынское преступление. Может быть, в частности, потому, что на Украине поляков расстреливал близкий к нему Серов.
На личный счет Берии можно было отнести только очень немногие фальсифицированные дела, вроде расстрела Мейерхольда, Бабеля, Кольцова и некоторых других, сложным образом пристегнутых к мнимому "заговору Ежова". Тут следствие шло по прямому указанию Сталина, а смертный приговор не предварялся решением Политбюро. Но даже после ареста Лаврентию Павловичу эти дела не инкриминировали. Ведь тогда пришлось бы затрагивать и тему репрессий 1937–1938 годов, хотя бы в связи с ролью Ежова. Члены Президиума ЦК делать этого в тот момент еще не собирались.
Берия, казалось бы, получил в свое распоряжение мощное орудие против Молотова, Маленкова, Хрущева и других в виде архивных материалов по фальсифицированным делам. Неужели Вячеслав Михайлович, Георгий Максимилианович и Никита Сергеевич были столь наивны, недальновидны, прямо сказать, глупы, чтобы дать в руки соперника столь мощное оружие? Ведь к 1953 году дураков в руководстве уж точно не осталось. Они гораздо раньше в расход пошли. Иосиф Виссарионович был классный селекционер. Ему нужны были люди преданные, но в то же время неглупые. Нет, думаю, все дело в том, что Берии отдали МВД только в рамках заранее рассчитанной многоходовой комбинации, направленной на устранение грозного противника. Ведь воспользоваться компроматом Лаврентий Павлович мог только после того, как полностью поставил бы аппарат органов под свой контроль. А это требовало много месяцев, если не лет. Такого срока ему никто отпускать не собирался.
Возможно, в последние дни жизни, сидя в бетонном мешке, Лаврентий Павлович вспомнил свои слова о том, что "у нас в турме места много", и пожалел о них. Понял, что ощущали те, кого его ведомство отправляло на смерть.
Оплакали Лаврентия Павловича только семья и ближайшие родственники. Как сообщал 25 августа 1953 года глава грузинских коммунистов А.И. Мирцхулава, сам ранее находившийся под следствием по делу о мингрельской националистической группы и реабилитированный Лаврентием Павловичем, "после разоблачения преступных антипартийных и антигосударственных действий Берия проживающие в Тбилиси и других городах и районах Грузии его близкие родственники занимаются невыдержанными, злостного характера разговорами, являются источниками распространения разных провокационных слухов. Мать Берия — Берия Марта, глубоко верующая женщина, посещает церкви и молится за своего сына — врага народа. После разоблачения Берия участились подозрительные встречи родственников на ее квартире". Мирцхулава предлагал выслать родных и близких своего вчерашнего благодетеля за пределы Грузии, хотя вся вина их была лишь в родстве с тем, кого пленум ЦК признал врагом народа.