Помещенный после ареста в бункер штаба Московского военного округа, Лаврентий Павлович забрасывал коллег письмами, где умолял пощадить его 28 июня Берия отправил первое письмо Маленкову:
"Дорогой Георгий. Я был уверен, что из той большой критики на Президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе (возможно, здесь Берия дословно повторил предложение Микояна. — /Б. С./). Но ЦК решил иначе. Считаю, что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина-Сталина, своей Родине, был всегда активен в работе. Работал в Грузии, в Закавказье, в Москве в МВД, Совете Министров СССР и вновь в МВД, все отдавал работе, старался подбирать кадры по деловым качествам, принципиальных, преданных нашей партии товарищей. Это же относится к Специальному Комитету, Первому и Второму главным управлениям, занимающимся атомными делами и управляемыми снарядами. Такое же положение Секретариата и помощников по Совмину. Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Климентия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других — пусть простят, если что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы. Дорогие товарищи, желаю всем вам больших успехов в борьбе зри дело Ленина-Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей славной Родины.
Георгий, прошу, если это сочтете возможным, семью (жена и старуха-мать) и сына Серго, которого ты знаешь, не оставлять без внимания".
Надо отдать должное Лаврентию Павловичу. В этом, по сути, предсмертном письме, он не только о себе хлопотал (хотя прямо ничего не просил, намекал только, что за хорошую работу, за атомную бомбу и ракетное оружие можно бы и не расстреливать). И не только о семье, которую Маленков, конечно же, не оставил без внимания: жена Нина и сын Серго были тотчас арестованы. Берия просил и за своих сотрудников, вплоть до помощников и секретарей. Говорил, что подбирал людей только по деловым качествам, наивно надеясь, что их минует опала. Может, потому, что никакой настоящей вины сне чувствовал. Ведь не только государственный переворот не готовил, но даже никого из членов Президиума смещать не собирался.
Через два дня, не имея реакции на первое послание, Берия написал вновь. Теперь он решил, что если покаяться не в настоящих ошибках, а в несуществующих грехах, которые ему инкриминировали, жизнь, может, и сохранят. Главное же, в этом письме Лаврентий Павлович, вероятно, в глубине души уже не надеявшийся, что выйдет из этой переделки живым, подводил итоги своего жизненного пути. Узник обращался к "другу Маленкову":
"Дорогой Георгий!