Берия. Судьба всесильного наркома

Может быть, тогда Лаврентий Павлович и мемуары бы написал. Козлом же отпущения за преступления Сталина и органов сделали бы тогда одного Абакумова, да расстрелянных еще в 30-е Ягоду с Ежовым. Но этот вариант — чисто умозрительный, не имевший никаких шансов воплотиться в действительность. Не такой человек был Лаврентий Павлович, чтобы добровольно отказаться хотя бы от части той власти, которой обладал. Тем более что тогда, в марте 1953-го, он вряд ли сознавал, что от Хрущева, а тем более от дорогого друга Георгия Маленкова ему может исходить смертельная угроза и чем могут закончиться события всего через каких-нибудь три с небольшим месяца. Так что на самом деле после смерти Сталина Берия был обречен. Соперники не простили ему успешность хорошего администратора, способного воплотить в жизнь в самые короткие сроки проекты, казавшиеся невыполнимыми. Вспомним, что пока атомный проект курировал Молотов, прогресса там почти не было, и лишь с приходом Берии дело создания нового сверхоружия по-настоящему сдвинулось с мертвой точки.

Точка зрения о том, что после смерти Сталина, Берия получил очень выгодные позиции для борьбы за единоличную власть, придерживался и писатель Константин Симонов, в 1953 году — кандидат в члены ЦК КПСС. Вот каким ему запомнился Берия на трибуне Мавзолея в день похорон Сталина: "У микрофона Маленков в ушанке, а справа от него между Хрущевым в папахе пирожком и Чжоу Эньлаем в мохнатой китайской меховой шапке. Берия, грузно распирающий широкими плечами стоящих с ним рядом, в пальто, закутанный в какой-то шарф, закрывающий подбородок, в шляпе, надвинутой по самое пенсне, шляпа широкополая, вид мрачно-целеустремленный, не похож ни на кого другого из стоящих на Мавзолее. Больше всего похож на главаря какой-нибудь тайной мафии из не существовавших тогда, появившихся намного позже кинокартин (милейший Константин Михайлович, рисуя Лаврентия Павловича в образе этакого "крестного отца", намеренно не учитывает простейшее объяснение: южанину Берии было очень холодно несколько часов стоять на мартовском морозе, вот он и кутался в шарф и надвигал шляпу по самый нос. — /Б. С./)… Как показало дальнейшее, он надеялся прийти к власти самым кратчайшим путем. Эти надежды были связаны и с его долголетним особым положением при жизни Сталина, и с заранее приготовленным им для этого, лично преданными ему кадрами людей, от него зависящих, так или иначе всецело находившимися в его руках, и с его собственной натурой решительного и дерзкого авантюриста, сумевшего на какое-то время повернуть в свою пользу возникшую ситуацию коллективного руководства. При общей решимости коллективно заменить Сталина, выработать решения компромиссные, для всех приемлемые, по возможности избегая всяких внутренних столкновений, — такой человек, как Берия, наверное, ухватился за выгодное ему в этой ситуации звено. Чем инициативнее он вел себя, чем больше выдвигал предложений, чем больше спекулировал на общем нежелании возникновения внутренних конфликтов, тем успешнее он добивался того, что укрепляло его позиции и расширяло его возможности захвата власти, к которому он готовился…

Берия ухватывается за Маленкова (на последнем партсъезде делавшего доклад от имени ЦК и потому рассматривавшегося как законного преемника Сталина. — /Б. С./), очевидно, вместе с ним набрасывает первоначальный проект будущих перемен и на пленуме публично выдвигает его на пост Председателя Совета Министров…