Берия. Преступления, которых не было

Главным большевиком в Закавказье был Степан Шаумян, член Кавказского краевого комитета РСДРП(б) и чрезвычайный комиссар Совнаркома по делам Кавказа — персонаж достаточно колоритный и, как показали дальнейшие события, особой щепетильностью не отягощенный.

Ситуация возникла совершенно бредовая. Закавказье отделилось от России, как белой, так и советской, в то же время в самом Закавказье существовал очаг советской власти, находившийся под контролем большевиков и, естественно, отделяться не желавший, при этом существовал он именно в том самом месте, которое больше всего интересовало как большевиков, так и местных товарищей, и иностранцев. Больше, чем весь остальной регион, вместе взятый, поскольку Баку — это нефть. …Но это было только начало. Торжественно удалившиеся из Совета меньшевики и эсеры вскоре вернулись, и зимой 1917/18 годов в Баку правил Бакинский Совет, в котором кого только не было: правые и левые эсеры, большевики, меньшевики, дашнаки, мусаватисты, даже старообрядцы-молокане. Можно представить себе характер и дееспособность этого органа власти! В самом городе существовали Советы меньшего порядка, фабричные и заводские, военные и флотские, каждый из которых имел свое большинство и меньшинство, свою политическую ориентацию — и никакой дисциплины.

Но было у большевиков одно небольшое хобби, еще со времен революции 1905 года, — организация вооруженных отрядов. И, пока прочие политики распинались в Совете, они именно этим и занимались. При Бакинском комитете была создана боевая дружина, в рабочих районах появились отряды красногвардейцев. После того как в Баку приехали выдавленные меньшевиками из Тифлиса руководители краевого Кавказского военного совета, началась и организация армии. К июню 1918 года эта армия насчитывала 13 тысяч человек и имела даже три бронепоезда.

Кроме большевистских в городе существовали еще национальные армянские и азербайджанские воинские части, а также было полно войск и моряков, отряды которых после падения центральной власти подчинялись различным силам, иной раз в самых невероятных комбинациях. Значительной силой был Центрокаспий — Центральный Совет каспийской военной флотилии. Тон там поначалу задавали эсеры и меньшевики, но к весне 1918 года Центрокаспий поменял ориентацию на большевистскую.

…Естественно, альянс большевиков и мусаватистов продолжался чрезвычайно недолго, ибо две эти силы были изначально несовместимы. На Кавказе политика всегда значила меньше, чем где бы то ни было. Все здесь происходящее определялось какими угодно интересами: национальными, религиозными, клановыми, куначески-ми, но не политическими.

«Мусават» («Единство»), как уже говорилось, была азербайджанской националистической организацией. Возникла она в 1911 году и поначалу называлась «Мусульманская демократическая партия „Мусават“». В июне 1917 года она объединилась с другой организацией — «Тюркской партией федералистов», которая появилась в городе Гянджа после Февраля. Полученный гибрид стал называться «Тюркская демократическая партия „Мусават“» и имел две столицы: в Баку и в Гяндже. Кажется, уже сама история создания и название партии говорят сами за себя, совершенно ясно показывая, что это за сила.

Большевистская партия всегда была интернационалом, или Ноевым ковчегом, как кому больше нравится. Кого там только не было: грузины, русские, евреи, по большей части безбожники, но с исторически сложившимися корнями и симпатиями. И очень много армян, которых мусульмане на дух не переносили, особенно в руководстве. Это противоречие было до такой степени антагонистичным, что существовала даже отдельная социал-демократическая партия для мусульман, под названием «Гуммет».

Чтобы еще лучше ощутить «прочность» большевист-ско-мусаватистского союза, надо знать, что в армяно-татарской резне 1905 года большевики выступали на стороне армян, и азербайджанцы этого не забыли. Для азербайджанца-мусульманина турок-единоверец был ближе соотечественника-армянина, а в большевистской партии заправляли русские и армяне, то есть, с точки зрения националистов, оккупанты, мешавшие воссоединиться с турецкими братьями, и кровные враги. Утешало только то, что большевики пока что не дружили с дашнаками, которые были еще хуже.

Едва турецкие войска начали наступление и стало ясно, что их цель — Баку, как мусаватисты начали готовиться к встрече. В то же время, окрыленные продвижением единоверцев, в Дагестане имам Гоцинский и «пророк» Узун-Хаджи объявили джихад — «священную войну» и, собрав под свои знамена армию полудиких горцев, взяли Темирхан-Шуру (Буйнакск) и Петровск (Махачкалу), занятую красными. Те бежали, частью на пароходах в Астрахань, а частью по железной дороге в Баку, еще больше накалив и без того раскаленную бакинскую атмосферу.