— Почему вы нарушаете наши законы? Я имею право на апелляцию! Я хочу обжаловать решение суда в Президиум Верховного Совета! Я — член Президиума! Я — член правительства СССР! Я — депутат Верховного Совета! Это беззаконие! Это нечестно! Это несправедливо! Вы не имеете права! — истошно кричал Берия, оглашая бункер душераздирающими воплями, моля о пощаде и милосердии.
— А ты, гад, имел право без суда и следствия расстреливать тысячи невиновных советских людей?
— Я прошу пощадить меня! Я… — Берия, привязанный к крюку, падал на пол, вставал на колени, плакал, растирая рукавом сопли по перекошенному страхом лицу, по-собачьи выл, пытаясь обхватить ноги Батицкого.
— Я — Герой Социалистического Труда… Я — Маршал Советского Союза… Я…
Батицкий брезгливо посмотрел на ползающего у его ног Берия, увидел, что тот обмочился от страха, сплюнул и проворчал:
— Умереть, сволочь, не можешь достойно!
Он подошел к успокоившемуся на мгновение Берия, дал знать, чтобы погасили электричество, незаметно вынул из кармана пистолет и, как только погас свет, выстрелил навскидку, не прицеливаясь, в лоб закричавшему Берия…
Вспыхнула лампочка. В комнату вошел врач, пощупал пульс, подписал акт о смерти, кивнул стоявшим у двери солдатам; те обернули труп в одеяло, положили грузное, отяжелевшее тело на носилки и отнесли в «санитарку».
В тот день крематорий был закрыт на спецобслуживание, Берия опустили в печь первым, за ним — его сподручных…
Темной декабрьской ночью пепел вывезли в подмосковный лес, выбросили в заросший кустарником овраг, куда жители близлежащего поселка сбрасывали ненужный хлам.
Бесславно закончилась проклятая тысячами людей жизнь Малюты Скуратова XX века… «Да воздастся тебе за муки наши», — шепнул перед смертью генерал-полковник Григорий Штерн на обрыве заснеженного волжского оврага в темную октябрьскую ночь сорок первого года.
Воздалось…