Березовый сок. Рассказы

— Устроилась я хорошо, в крупную торговую компанию, работы много, рабочий день ненормированный. Замуж так и не вышла. Купила квартиру, машину и коттедж совсем рядом с городом. Настю встречала в Москве, о вас спрашивала, — начала Вера Леонидовна. — Конечно, нет мне оправдания, что вас с Сашей не навещала. Решила, налажу там все и вас к себе возьму жить. Саше на хорошую работу помогу устроиться: связи есть, а то здесь, кроме как на железной дороге, и работать негде. А там такие возможности — столица. Поехали со мной в Москву: жить и работать по-человечески будете. Да и тебе, мама, о здоровье подумать пора, хватит горбатиться.

Вера Леонидовна говорила и совсем не замечала, что у матери взгляд становился все жестче.

И вдруг, как обухом по голове, прозвучали слова матери:

— Ты еще добавь: «во глубине сибирских руд»! Вспомнила? Ты, доченька, думала, умер отец и с собой все унес, а он после первого удара еще четыре дня бредил, пока умер, а я все время рядом была, так что знаю, чем ты занималась там, в столице. А уж когда от тебя письма перестали приходить, стала я справки наводить, дочь все-таки, и выяснилось, что ты совсем рядом здесь срок отбываешь, и статья твоя все твое богатство объясняет: организация притонов для разврата. А связи, про которые ты здесь упомянула, поди, криминальные?

Саша, слушая бабушку, все ниже склонял голову к столу, боясь поднять взгляд на мать.

Вера Леонидовна от неожиданности вся покраснела и то открывала рот, то закрывала, не в силах что-либо сказать.

Наконец, немного придя в себя, повернулась к Саше и сказала:

— Поехали, Саша, со мной, ты бабушку не слушай, не понимает она современной жизни, так век свой и проживет среди тайги, а в мире есть еще и Канары, и Италия, и много всего! Поехали?

— Езжай, езжай, внучок, притоны будешь ей помогать содержать, — вмешалась бабушка. — Одного мы с отцом так и не смогли понять: в Евангелие сказано, что не может дерево доброе приносить плоды худые… Так в чем же мы-то виноваты? Может, ты объяснишь?

— Тебе не понять: жизнь другой стала! — сказала тихо Вера Леонидовна, даже не надеясь в душе, что ее услышат.

Ничего не ответила Катерина Ивановна, только сплюнула в сторону и отчаянно махнула рукой.

— Так поехали со мной, Саш?

Александр поднял, наконец, голову и решительно сказал:

— Нет, мам! Хочу жить с чистой совестью.

Глаза его выражали твердую уверенность в своих словах. Все молча сидели за столом, и каждый думал о чем-то своем.

— Засиделась я, пойду, — сказала Вера Леонидовна. — Проводи, Саша.

В дверях она задержалась и приблизила лицо к сыну, но тот, не поцеловав ее и отведя взгляд, сказал:

— На Москву поезд только утром, — но переночевать не предложил, отвернулся и замолчал.

— Ты знал все обо мне? — спросила она сына.

— Нет. Бабушка про тебя такого никогда не говорила, сам услышал все это только сейчас, — ответил Саша.

— Гостиница там же?

— Да, там же, — ответил Саша. — Билетная касса на вокзале работает еще час.

Уже собираясь выйти из дома на улицу, она услышала тихие уверенные слова сына:

— Вера Леонидовна, вы больше не приезжайте к нам и писем не пишите!

Дверь за ней захлопнулась, она стояла к ней спиной и вдруг вспомнила слова отца, когда он приезжал к ней в Москву — те слова, что она услышала от него на лестничной клетке: «Нет у тебя, Вера, теперь ни отца, ни матери — забудь, гуляй и дальше». И тихим голосом проговорила:

«Так у меня теперь и сына нет!»

Вдруг опомнившись, она побежала покупать билет на утренний поезд в Москву.

Старожил

Я смотрю на старый самовар, стоящий в углу моей комнаты, и понимаю, что именно здесь моя Родина, вечно ищущая свой путь и в результате каждый раз стоящая на распутье разбитых дорог. Дальняя родня зовет в Канаду, мол, и здесь березки, а самовар заберешь с собой. «А Родину — мою Родину — с собой ведь не увезешь, да и у березок наших не кора светлая, как у вас там, а сарафанчик беленький! Ни за что я отсюда не уеду: корни мои здесь».

Моему деду Василию Осиповичу посвящаю этот рассказ.

Проселочная дорога пролегала через бывшее колхозное поле и уже сильно заросла бурьяном. Кое-где виднелись проросшие березки, и когда-нибудь здесь будет березовый лес, который заполнит пустоту не только в природе, но и в русской душе людей, еще живущих в таких тихих и заброшенных, но не забытых Богом русских деревнях. Ни одного деревца не было на самой дороге: все они проросли по ее обочинам, будто еще оставляя человеку возможность возродить здесь жизнь.

Недалеко от околицы дорога терялась в разноцветье полевых трав, и только узенькая тропинка указывала на то, что жизнь здесь все-таки еще теплится.