Арсений чертыхнулся, утянул меня в какой-то боковой коридор. Обнял за плечи и впечатал в грудную клетку. Не позволил отстраниться. Мне и не хотелось.
— Всё хорошо, Алён. Не плачь. Ну же…
У Арсения голос странно ломкий. Или мне просто так казалось, пока я глухо рыдала в его белоснежную рубашку, пачкая потёкшей тушью.
Крепко цеплялась за него пальцами. Не обнимала, просто держалась, как утопающий за спасательный круг.
Арсений обнимал крепко, за двоих.
Успокаивал. Говорил несусветную и невозможно нежную чепуху. Таких нелепостей в жизни не бывает, а он говорил и говорил, не замолкая.
Я успокоилась спустя несколько минут. Мне стало неловко за непроизвольный всплеск эмоций.
Арсений ловко расстегнул сумочку и протёр влажными салфетками моё лицо.
— Я испортила твою рубашку. Извини…
— Глупая. Какая, к чёрту, рубашка, когда ты спасла мне жизнь?
Я отстранилась от Арсения, привела себя в порядок, проведя много времени перед зеркалом в туалете. Глаза остались покрасневшими и припухшими. Заметно, что плакала, как ни старайся скрыть следы слёз на щеках.
— Отвезу тебя домой, отдохнёшь, — предложил Арсений.
Сегодня мы были без водителя, вдвоём. Я привычно залезла на заднее сиденье. Арсений тоже совладал с эмоциями и выглядит собранным и спокойным.
Я была смущена из-за всплеска эмоций.
— Я читал, что при твоём сроке это нормально, — заметил Покровский, словно подслушивал мои мысли. — Гормональный всплеск, перепады настроения, сонливость.
— Читал? — удивилась я.
— Удивлена? — бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида. — Усердно готовлюсь стать отцом. Хочу понимать, что происходит с тобой и с нашим малышом.
С нашим малышом…
С нашим…
Я теперь не смогу игнорировать мысли о рождении ребёнка. Он ещё совсем крошечный, но меня только от звука сердцебиения пробрало до глубины души. А что будет, когда он начнёт толкаться ножками и ручками?
Потом я должна родить и отдать его. Смогу ли?
Впервые задумалась об этом и сердце кольнуло тоской…
Когда перешагнула порог дома, ждала, что Арсений попрощается и уедет сразу же, но вместо этого он так же разделся, оставив верхнюю одежду.
— Хочу побыть дома, — пояснил с лёгкой улыбкой. — С тобой.
Не прогонять же его. Он в своём доме, поэтому вправе находиться здесь круглыми сутками, хотя я предпочла бы побыть одна…
Или Арсений прав? Когда он мелькает у меня перед глазами, я перестаю проваливаться в топкие, грустные мысли. Перестаю анализировать и взвешивать, перемалывать одно и то же…
Арсений меня отвлекал. Он способен увлечь разговором — у него это хорошо получалось. После обеда мы смотрели фильм на экране домашнего кинотеатра. Наше общение было не такое напряжённое, как раньше, и больше напоминало приятельское.
Если бы не…
Если бы не красноречивые взгляды Арсения, полные голода.
Я чувствовала его очень хорошо и понимаю намёки, пусть у меня не было никакого сексуального опыта. Но я ощущала очень пристальное внимание Арсения с сугубо мужским интересом.
— На прогулку?
Я опять согласилась. Мне было легко проводить время с Арсением.
Внезапно, с лёгким смехом Арсений предложил подумать об именах ребёнку. Я отказалась, думая, что Покровский предложил это в шутку.
Но промелькнувшая грустная тень в голубых глазах говорила об обратном.
Я опять запуталась в мыслях об истинных интересах Арсения.
Иногда мне казалось, что для него ребёнок — всего лишь прихоть.
Но в другой раз Покровский казался мне искренним, до мурашек на коже.
После возвращения предположения об интересах Покровского развеялись. Он помог мне раздеться, я уже привыкла к такому вниманию с его стороны.
Но оказалась неготовой к тому, что Покровский внезапно сгребёт меня в объятия и начнёт покрывать поцелуями лицо.
Щеки, глаза, уголки губ — быстро, напористо, жадно.
Горячечный жар сильного мужского тела ощущался как жар раскалённой докрасна печи. Обжигал и волновал невероятно сильно.
— Арсений… — упёрлась ладонями в его грудь, отодвигая. — Прекрати!
Он остановился, посмотрел пьяным взглядом на меня, спросив осипшим голосом:
— Почему? Я думал, что ты уже не боишься меня.
— Не совсем. Я не готова к такому. И не уверена, что захочу…
Арсений шумно выдохнул, повесив голову. Но объятий не разжал, привлёк к себе, наклонился и начал водить губами по шее — от ярёмной впадины до уха, до волос, по щеке и обратно — на нежную кожу шеи.
— Когда ты оттаешь, Бабочка? Твоя зима затянулась надолго. А я тебя хочу хотя бы поцеловать. Просто поцеловать. Это так мало. Один крошечный шаг. Можно?
Я запуталась в паутине его слов, красивых жестов и смелых обещаний.
Арсений не отступал, собирал губами с шеи мою дрожь.
То ли нервную, то ли от предвкушения — не понимаю.
И он же не противен мне ни капли. Напротив, я считала Арсения очень привлекательным, по-настоящему красивым мужчиной с сильным стержнем внутри.
Но Арсений слишком опытный, а я дрожала в его руках, как лист от сильного ветра.
Мне казалось, что для него это просто игра. Или очередная высота, которую ему нужно взять. Желанная цель.
Он добьётся, распробует меня по-иному, без принуждения и насилия. А что дальше?