Давид уходит далеко за полночь. Мы разговариваем, пьем кофе, едим торт, завалявшийся в моем холодильнике со вчерашнего дня, и пытаемся делать вид, что все хорошо и между нами нет стены. Не знаю, как мужчина, а я именно этим и занимаюсь. Хочу почувствовать себя абсолютно живой, не обремененной проблемами и тем, что случилось между нами. Первое время я даже подумываю забыть об этом, тщательно стараюсь смотреть на мужчину, как на того, с кем только-только познакомилась, но получается плохо.
Пока мы разговариваем, перед глазами то и дело возникают образы фотографий. Вот Дима стоит рядом с кроватью, а Давид берет меня сзади, хватает руками за бедра и тянет на себя. Я не видела ни единого снимка, но почему-то уверена, что так все и есть. Возможно, даже гораздо хуже, хотя по правде сказать, куда уж хуже.
Наверное, я намеренно тяну время, чтобы не говорить с дочкой. Чтобы подождать, пока она уснет и ничего ей не объяснять. Не сегодня. Завтра я проснусь пораньше, умоюсь, наберусь сил и смелости и обязательно ей все расскажу. Это будет завтра, а пока… пока я закрываю за Давидом дверь, попрощавшись, и иду в свою комнату, чтобы лечь спать.
Завожу будильник на шесть утра, чтобы собраться с мыслями и приготовить дочке завтра и засыпаю, правда, не сразу. Уже утром встаю с тяжелой головой, потому что даже сквозь сон мозг работал, соображая, как же все рассказать, как сделать так, чтобы дочь не возненавидела меня.
Я готовлю ее любимый завтрак: жарю сырники и делаю сливочный и шоколадный крема к ним. Завариваю зеленый чай и жду, когда Маришка спустится ко мне. Она выходит полностью одетая и удивленно смотрит на стол.
— Ты приготовила завтрак?
В этот момент я чувствую себя плохой матерью, потому что последние полгода ничего не готовила, позволяя себе побольше поспать и отдохнуть. Я считала, что Маришка уже выросла и может сама о себе позаботиться. Возможно, это и так, но заметив на ее лице удивление и радость, я понимаю, как ошибалась, а еще хочу вставать пораньше каждый день.
— Приготовила, — киваю. — Садись, позавтракаем.
Маришка отбрасывает рюкзак и садится напротив меня, за стол. Я раскладываю сырники и крема, ставлю чай и с улыбкой смотрю на дочь.
— Мариш, я хочу, чтобы ты на недельку-вторую осталась дома и не ходила в универ. С завкафедры я поговорю.
Решилась. Смотрю на то, как дочь от удивления даже перестает дышать и смотрит на меня как-то подозрительно.
— С тобой все хорошо, мам? Тебе не плохо?
— Нет, — выдавливаю из себя улыбку. — Я попытаюсь тебе объяснить, — обещаю. — Не уверена, что получится, и ты поймешь, но я постараюсь. Дело в том, что я попала в одну не очень приятную ситуацию. Это все грозит скандалом и обсуждением, а я не хочу, чтобы это коснулось тебя. Не хочу, чтобы ты потом возненавидела меня за то, что тебе возможно будут говорить в универе.
Я знаю, что это лишь отговорки и мне нужно, просто необходимо, наконец, рассказать ей, в чем состоит скандал. Видит бог, я оттягиваю этот момент, как могу. Нет, моя дочь знает о сексе все, я в свое время побеспокоилась о том, чтобы она была просвященной. У меня не было желания предоставить ее самой себе и подругам, поэтому едва у нее начались месячные, все ей рассказала. О строении тела, о том, что происходит между мужчиной и женщиной, о половом созревании и отношениях. Я знаю, что могу быть открытой с ней, но не могу произнести и слова.
Меня будто парализует. Я в силах только отрезать кусочек сырника и прожевать его. Глотнуть оказывается уже гораздо сложнее, но я делаю это нечеловеческое усилие над собой.
— Ма-а-а-ам, ты меня пугаешь, — признается Маришка, и я чувствую себя куском дерьма.
— Мариш, я не хочу, чтобы ты узнала о скандале из газет, журналов. Ты же знаешь, что мы с Димой встречались?
— Ну да. И рада, что его больше нет рядом, — как-то виновато произносит Маришка.
— Так вот, — я пропускаю ее утверждение мимо ушей. — Мы с ним были в отеле и…
Я замолкаю, не зная, как говорить дальше. Занялись сексом втроем? Что говорить семнадцатилетнему подростку, чтобы он не узнал это от других?
— Ма-а-а-ам, — тянет Маришка. — Эта новость вышла вчера в полночь. Я случайно наткнулась в интернете, — дочь виновато опускает глаза в пол. Извини, что не сказала сразу, но… почему я должна сидеть дома? Ты у меня самая лучшая, что бы не сделала, тем более…
Она замолкает, а я не могу поверить тому, что слышу. Неужели это правда? Новости уже вышли? И фотографии опубликованы? Мне становится то жарко, то холодно. Я не могу прийти в себя, потому что Маришка уже все знает. И узнала она не от меня. Из интернета.
— Мариш…
— Мам, я пойду в универ, мне наплевать на то, что там пишут. Ты у меня лучшая, понятно, что бы не сделала.
— Мариш, я ничего не делала, — знаю, что сейчас всего-лишь пытаюсь оправдаться, но по-другому не могу. — Я доверилась мужчине, а он…
— Мам, я знаю, что ты не пошла бы на это сама… — она успокаивающе пожимает мою руку. — Сырники вкусные, я в универ.