Наши руки по-прежнему были переплетены, и я почувствовала, как Денис провёл большим пальцем по моему, от самого его основания вверх до ногтя, и это было во сто крат интимней, чем самые откровенные прикосновения, а потом я услышала:
— Я просто думаю, что сегодня всё провалится к чертям собачьим. И тогда это будет полный крах. Месяцы уйдут на то, чтобы покрыть убытки.
Наморщила лоб, пытаясь вспомнить то, что уже слышала о сегодняшнем вечере:
— Если не будет подписан контракт? Который в папке, которую дал мне Илья?
— Да.
— Но…ведь не всё зависит от тебя одного, Денис? Не стоит принимать всё так близко, иначе… никакого здоровья не хватит.
Вздохнула, прогоняя мрачные воспоминания, затем добавила:
— Все болезни от нервов, слышал такое? Не подпишем этот контракт — подпишем другой, подумаешь!
— Подумаешь? — Аристов выдернул свою руку и усмехнулся. — Я работал над этой сделкой год, Вика!
— Это так важно для тебя?
Сцепила ладони и отодвинулась в сторону, тут же уловив произошедшую в нём перемену и холодность. Молчание — знак согласия.
— Что ж, — сложила руки на колени. — В таком случае мы сделаем всё, чтобы заполучить этот контракт. И мы справимся, слышишь?
— Мы? — насмешливо переспросил Аристов. — Не смеши, Вика. Никаких «мы», ясно тебе? Молчи и улыбайся, и не вздумай что-нибудь выкинуть, иначе я тебя убью. Приехали.
Он снова нажал кнопку на пульте управления, и перегородка между нами и водителем исчезла. Я растерянно оглянулась. И вправду — мы во дворе моего дома. Аристов достал ноутбук и сказал, глядя в экран:
— У тебя час, не больше.
Вздохнула и взялась за ручку двери:
— Какой там дресс-код?
— Без галстука, так что не перестарайся.
22. Сделка века
Машина остановилась на дорожке около загородного дома. Вышел сам, затем открыл дверь и помог Вике, стараясь думать о предстоящей сделке, а не о том, как приятно, что она идёт рядом, что именно её рука сейчас лежит на моём локте, что она сегодня со мной, а не с кем-то ещё.
Из панорамных окон бил яркий свет, доносились смех и музыка. На крыльце стояли мужчины. Внутри неприятно кольнуло, когда узнал среди них Амина ибн Хабиба и Йозефа Шульцмана, исполнительного директора «Эрдол Индастри», нашего главного конкурента за европейские рынки.
Вика резко остановилась:
— Чёрт!
— Что такое?
— Грёбанную папку с бумажками забыла в машине!
— Бог с ней! Скорей всего, сделки не будет, — покачал головой и снова посмотрел на крыльцо, где ибн Хабиб и Шульцман мило трепались.
Спелись друг с дружкой у нас за спиной, чёрт бы их побрал! И когда только успели? Новейшее оборудование, позволяющее модернизировать всё производство и получить сверхприбыль, будет у «Эрдол Индастри», а не у «Русь Пром». И никакой другой производитель не сможет дать нам то же качество, что завод ибн Хабиба. Это провал, полный провал. Скрипнул зубами от злости. Вика выдернула руку и упрямо замотала головой:
— Ну, уж нет! Мы сюда ради сделки приехали, или как? Иди, я вернусь за бумагами и догоню!
Вздохнул и пошёл к крыльцу, прямиком к несостоявшемуся партнёру и ненавистному конкуренту. Завидев меня, те сразу умолкли. Шульцман смотрел с плохо скрываемым превосходством. Поздоровался за руку сначала с ним, затем с ибн Хабибом. Араб сказал:
— Денис Александрович, дорогой друг, рад приветствовать тебя в своём доме!
Его губы улыбались, глаза нет. Словно подведённые сурьмой, они смотрели равнодушно и холодно. Амин ибн Хабиб был одет в традиционную белую арабскую одежду. По возрасту он мне в отцы годился. Шульцман, напротив, едва ли был старше, но нездоровый образ жизни отпечатался на его выпирающем животе и лоснящейся красной роже. Так, ладно, нужно осторожно подойти к сути, но спрашивать по поводу сделки при конкуренте — плохая идея.
— Шикарный дом, — обвёл глазами особняк.
— Благодарю, — сдержанно кивнул араб. — Всегда выбираю самое лучшее.
Заметил, как они с Шульцманом хитро переглянулись. Да уж, дело дрянь.
— А вот и я! — раздалось за спиной.
Оглянулся и отступил в сторону, позволяя Вике присоединиться к нашему кружку по интересам. Вздохнул, и начал было:
— Господа, позвольте представить вам…
— Тори! — поражённо прохрипел ибн Хабиб, глядя в упор на мою секретаршу.
И столько всего было в этом коротком слове! Тоска, боль, старательно подавляемое желание, надежда?! Я убрал руки в карманы, прищурился и повернулся к своей спутнице, требуя взглядом объяснений.
— Амин, — сдержанно кивнула Карамзина. — Как поживаешь, хорошо? Чудно.
Вика едва взглянула на араба, зато тот уставился на неё, словно баран на новые ворота. Почувствовал, как дёрнулась бровь, затем спросил, переводя взгляд с одного на другую:
— Так вы знакомы?
Вика быстро посмотрела на меня, закатила глаза так, что заметил только я, скривила губы и сказала:
— Амин — друг Феликса, моего покойного мужа.
— Позволь поправить, хабибти, я друг семьи, не только Феликса, да упокоится с миром его душа.
— Нет, — холодно отрезала Вика, — ты именно, что друг Феликса, и, будь так добр, общайся со мной на русском языке, потому что твой язык я не понимаю!