Беременна от олигарха

Доктор смотрит на меня и… убирает свою руку из моего захвата.

Молча уходит.

Мы остаёмся с мужчиной одни.

– Кто Вы? И что Вам от меня надо?

Я уже чувствую себя немного лучше. Я должна быть сильной. Ради сына. Ради ребенка, которого лишили матери и отца сразу же после появления на свет.

– Тебе лучше не знать, кто я, – грубо произносит мужчина. – Так у тебя больше шансов остаться в живых. Хочешь увидеть сына?

Начинаю быстро-быстро кивать, даже не дав ему договорить.

Он усмехается.

– Тогда веди себя хорошо. И, может быть, увидишь его до того, как он сдохнет. Даже ребенка нормального не смог заделать.

Сплевывает на пол.

– А сейчас лежи здесь. Тихо. Чтобы ни звука.

Но я не слушаюсь. Вскакиваю и подбегаю к нему. Хватаю его за руку.

От неожиданности или от страха он вначале дёргается в сторону. Но потом быстро приходит в себя и пытается отшвырнуть меня. Падаю на колени.

– Умоляю! Верните мне сына! Сделайте со мной что хотите! Но верните! Умоляю!

– Эээ, женщина, – тянет он на восточный манер, – не прикасайся ко мне.

И он брезгливо отпинывает меня в сторону.

– Ложись. В последний раз говорю тебе. Иначе…

Замахивается на меня и я безропотно отползаю. Забираюсь на кровать.

– Вот так-то, – довольно ухмыляется. – И чтоб без звука. Помни о своем щенке.

ГЛАВА 86. Егор

А требований так и нет. Никто не звонит. Мучительное ожидание. Хватаюсь за трубку каждый раз, как звонит телефон. Но все не то.

Лея. Моя девочка. Как она там? Сжимаю кулаки от собственного бессилия.

Где искать? Отрабатываю версии.

То, что это дело рук Султана, я не сомневаюсь.

Эта собака скрылась из города. Знает, что буду искать. Я все равно его найду. Моя девочка у него. И он поплатится за это.

Но ведь кто-то же ему помог! Кто?

Прощупываю всех, кто хоть недолго был рядом со мной и Леей в эти дни.

Надо проверить всю прислугу, каждого охранника. Как так вышло, что Лея смогла выйти за территорию дома? Почему ворота оказались закрыты?

Всех, каждую мошку в собственном доме, допрашиваю лично. Всех, сука. Кто что знает и чего не знает.

Настала очередь горничной. Напугана. По тому дню ничего толком сказать не может. Принесла Лее завтрак. Пришел Данил. Они вместе пошли куда-то. Все. Опять мимо. Опять ноль информации.

Киваю горничной на дверь, показывая, что она может уйти, а она вдруг произносит:

– Я хотела Вам сказать…

– Что? – спрашиваю раздраженно. – Говори быстрее, видишь, я занят.

– Тогда, ну кухне, Ваш сын… – тянет она и жутко бесит.

– Ну что, мать твою, быстрее говори, язык проглотила?

– Я как раз проходила мимо… я не специально поверьте, просто так получилось.

– Блять, ты по существу давай!

– В общем, он Лею заставлял, надсмехался над ней и говорил плохие вещи.

Смотрю на нее исподлобья.

– А чего раньше не сказала?

– Боялась, что не поверите. А сегодня… Теперь… Не знаю, важно это или нет.

Конечно, бы я не поверил. А теперь верю. Каждому её слову верю.

– Ладно. Иди.

Она кивает и уходит.

Ну вот, ещё одно доказательство невиновности моей девочки.

Как же глубоко я запутался в своём недоверии. Почему? Ведь с самого начала знал её характер. Знал, что она не способна. Но как будто хотел в ней сомневаться. Терзать ее и себя подозрениями. Сколько же она вытерпела из-за меня.

И это вот всё из-за меня. Только я один во всём виноват.

Вдруг звонит телефон. Хватаю его с надеждой. Но звонят из больницы.

– Слушаю, говорите, – требовательно произношу.

– Егор Валерьевич, пожалуйста, срочно приезжайте. Ваш сын в критическом состоянии…

– В смысле? – не сразу понимаю, о чём речь.

– Возможно, Вы ещё успеете…

Как? Почему?

– Еду! – буквально кричу в трубку. – Подождите! Я еду!

Я лечу в больницу. Водитель выжимает из машины максимум. Но все равно, когда мы заходим в больницу, меня встречает доктор и говорит:

– Егор Валерьевич, мы делали все, что могли.

Хватаю его за грудки.

– Что ты несёшь?! Где мой сын?!

– В палате. Пока. Но…

Не дослушиваю. Отпускаю его и бегу в палату.

Там на кровати весь в проводах и системах лежит Данил. Глаза закрыты. Дышит редко и тяжело.

Беру его за руку.

– Данил? Сынок? – чувствую, как ком подкатывает к горлу. – Сынок? Ты слышишь меня?

Но вместо сына мне отвечает голос сзади:

– Он Вас не слышит. Он умирает, Егор Валерьевич…

– Сделайте же что-нибудь! – кричу я, не отпуская руку сына. – Я плачу вам бешеные бабки! Где врачи?!

– Мы делали все возможное, – рука доктора ложится на мое плечо. – Пуля задела жизненно важные органы. Даже деньги в таких случаях бессильны. Крепитесь.

– Нет! – я стряхиваю его руку с себя. – Суки! Делайте же что-нибудь! Даня! Сынок! Даня!

И тут я слышу, как прерывающийся звук аппарата, стоящего рядом с кроватью Данилы, становится постоянным. Гул от него прорезает мой мозг.

Доктор нажимает на какие-то кнопки и звук замолкает. В палате повисает смертельная тишина.

Я непонимающе смотрю на доктора.

Он опять кладет мне руку на плечо и молча кивает. И этот его жест красноречивее сотни слов. У меня больше нет сына. Нет части меня. Я хватаю голову руками и сажусь на пол, прямо рядом с кроватью, на которой лежит еще теплый Данил.