Беременна от мажора

Бывает, встречусь с ним глазами, и словно током по оголенным нервам бьет. Только ведь он уже один раз нас с Васей оставил. С этим как быть? А вдруг опять? Боязно. А Игорь домашний, спокойный, уравновешенный, заботливый. Все плюсы в его сторону. Только вот почему-то свидания с ним все больше напоминают повинность. Я уже и не помню, когда в последний раз у нас была близость — месяца два назад, наверное. Вот как Дима вернулся, и началась вся эта катавасия с его отцом, так мы больше и не спали. И я благодарна, что Игорек понимает и ни на чем таком не настаивает, потому что все это время я нахожусь в полном раздрае и смятении.

Телефонный звонок прерывает мои размышления, заставляя встрепенуться.

— Иваночка, милая, — слышится голос матери Игоря в трубке, и меня снова обдает мощной струей стыда, в щепки разнося покой и мир в моей душе.

Они — родители Игоря — такие хорошие.

— Милая, мы купили для Василия муравьиную ферму. Денег кучу отдали, но ему так нравились подобные штуки по телевизору! Ждем вас в гости, чтобы запустить букашек на арену.

Сердце тут же щемит от очередного приступа неловкости и угрызений совести. Родители Игоря воспринимают нас с Васей частью семьи.

А я больше не хочу их сына. И сколько ни уговариваю себя, не могу относиться к нему с нежностью и трепетом, как прежде. Но, с другой стороны, эти замечательные люди достойны невестки, обожающей их талантливого доктора. А не врушки, млеющей от предателя, когда-то сбежавшего от собственного наследника.

И ведь были же ненависть и боль. Только вот стоило Диме помочь нам, сделать несколько благородных поступков и все — обида испарилась. И теперь, что бы «умная» Иванка ни делала, куда бы ни ходила, все равно перед глазами стоит его жгучий взгляд.

У Игоря очень хорошая семья, принимающая и любящая нас с Василием, в связи с этим, как не вспомнить другую бабушку. Мамочку Димы, давшую недавно интервью одному очень известному глянцевому изданию. В нем «наша» бабушка назвала меня мерзавкой и охотницей за деньгами, опоившей ее сына менструальными выделениями (причем это прям выдержка из журнала) и заставившей бедного парня оклеветать собственного отца. И вот заботливым родителям Игоря, принявшим и полюбившим нас, предстоит узнать о моем бесстыдном равнодушии к их сыну.

Я просто не могу их так сильно ранить… Я с ума от этого схожу.

Совесть терроризирует меня и днем и ночью, не давая жить спокойно. Столько разных эмоций беснуется внутри. А Игорь как чувствует: избегает серьезного разговора, напросившись на конференцию на две недели, словно дает мне время перебеситься и успокоиться. Ждет, что все уляжется само собой и будет как прежде.

Да и Дима теперь ведет себя иначе. Переменился, стал рассудительнее, спокойнее и взрослее. Не каждый человек с легкостью переживет подобную семейную драму, конечно, все это оставило на нем отпечаток. Он больше не лезет ко мне, не настаивает на наших с ним отношениях. При этом к сыну приезжает с завидной регулярностью. И вот это вот его равнодушие меня странным образом цепляет. Когда я знаю, что Дима заедет к нам, я все бросаю и начинаю готовиться, хоть и ругаю себя за это по чем свет.

Я очень за него переживаю: он остался совершенно один, и друзья, и родственники от него отвернулись. Но и ко мне он больше не тянется. А я ведь знаю, что такое одиночество. У меня была Машка, а у Димы, кажется, вообще никого, кроме сотрудников его фирмы.

Как подумаю об этом, в душе разливается щемящая нежность. Он приходит, и хочется рядом быть, расспросить обо всем, поддержать, показав, что ему есть на кого опереться. Но он молчит, общаясь только с сыном.

Это затишье в Диме убивает меня. От моих попыток угостить его кофе, он всячески отказывается. А ведь еще совсем недавно жарко смотрел… Так смотрел — внутри горело, аж сердце переворачивалось. А теперь — ничего. Бескрайняя ледяная пустыня.

Никаких шажочков в мою сторону. Даже самых крохотных. И все мне теперь не то, и не так, и не заставишь же, если у него внутри перегорело. А недавно он меня и вовсе убил подслушанным их с подругой разговором.

«Ты, Маш, им с Игорем намекни, что им лучше расписаться. Потому что отец мой хоть и в ИВС суда дожидается, но колесо соцслужбы и опеки успел толкнуть. И замужняя женщина все же лучше матери-одиночки. Я такое сказать ей не могу, сама понимаешь.»

А ведь он знал, что я дома! Что я могу вот этот вот услышать!

Я в тень комнаты отступила, а он ушел. И меня такое зло взяло! Меня совет его любезный прям взбесил. И пусть изначально я этого и хотела: чтобы он оставил меня в покое, чтобы жила я хорошо и весело с Игорем. Чтобы помог и исчез из нашей жизни. Вот только от слов его целая буря разыгралась, разрушая все внутри, мертвым камнем и сухим песком засыпая.

Теперь и денег в достатке, и квартира своя огромная. Только чего-то все равно не хватает. И когда стало понятно, что ребенка у меня не отнимут, все это пошло, полезло нестерпимой тоской.