Сегодня Васька плохо спал, и я несколько раз за ночь вставала, чтобы укачать его и уложить по новой. В итоге утром чувствовала себя полной развалиной. И чтобы как-то компенсировать недосып, до обеда выпила целых три чашки кофе. Напереводила всякой ереси и со спокойной душой отправилась на обед. Прихватив свой ланч-бокс, устроилась на лавке под раскидистым каштаном. Я люблю есть вот так: на свежем воздухе, чтобы не было лишних запахов и пустых разговоров. Но только я успела погрузить вилку в макароны с подливой, как свет загородили. И приятное дневное солнце сменилось густой тенью.
— Привет.
И хотя я уже была готова наткнуться на него где-нибудь в коридорах нашей фирмы, все равно сердце дернулось, а щеки слегка запылали.
— Здравствуйте, Дмитрий Егорович, чем обязана?
— Просто выходил из офиса, увидел тебя в сквере напротив здания и решил подойти, пожелать приятного аппетита.
— И заодно втереть, что я выбрала не того парня и встречаюсь с ним неправильно?
Дима смеется. Звонко и искренне, и я непроизвольно поднимаю на него глаза. И сразу же жалею об этом, потому что у него красивая улыбка. Вот только за ней ничего нет. И я моментально беру себя в руки, вспоминая каждую обиду и каждую каплю причиненной мне боли.
— Я могу сесть?
— Вы, Дмитрий Егорович, можете даже лечь, так как лавка находится в городской собственности, я не вправе решать, кто и когда будет на ней сидеть.
Он издает нервный смешок.
— Ты можешь завязать с этим Дмитрием Егоровичем? Чувствую себя пенсионером.
— Вы хозяин фирмы, с которой сотрудничает мое начальство. Я лишь соблюдаю субординацию, — пожимаю я плечами, сосредотачиваясь на макаронах и вилке.
— Иванка, — вздыхает Красинский и, усевшись рядом, упирается руками в свои колени.
Он с шуршащим звуком потирает ладонью о ладонь, двигает челюстью. Я ощущаю его напряжение. Сейчас он как будто другой. Не наглый и дерганый богач, каким казался в конференц-зале, а обычный молодой мужчина, пытающийся наладить со мной отношения. Именно таким Димой я прониклась в лесу, когда он спас меня. Но жизнь все расставила по местам. Мне неприятно даже думать, какой дурой я была той ночью, когда доверилась ему. Он — пройденный этап. Счастье ведь не в том, чтобы встретить идеально накачанного парня с красивой гладкой кожей и шоколадными глазами. Это гораздо более обширное понятие. Вот, например, Васька давно не болел простудными, и это уже счастье.
— Иванка. — Поворачивается он ко мне, и я щекой ощущаю его дыхание. — Ты прости меня. Явился как снег на голову и начал права качать. Извини, что пропустил эти годы.
Я боюсь вздохнуть. Мне не нравится этот заход. Плевать мне на его извинения. Он как будто знает о Ваське!? И вот это действительно страшно.
Раньше я мечтала о прекрасном принце, теперь он у меня есть: я сама его родила. И если этот скот или его папаша попытаются украсть его у меня, я перегрызу им глотки.
— Вот. — Он роется во внутреннем кармане пиджака и достает оттуда цветную фотографию. Она не такая качественная и четкая, как делают сейчас, немного размытая и на старой бумаге, но на ней прекрасно видно совсем еще маленького мальчика в черном костюмчике с бабочкой.
Если не знать, что этому снимку много лет, можно подумать, что это фото моего Василия. Зачем это? Мне становится плохо. Сейчас то ли от страха, то ли от недосыпа кружится голова.
— У нас не те отношения, чтобы обмениваться детскими фоточками. Вы прощены, Дмитрий Егорович, а теперь я просто доем свой обед.
— Я знаю про него, Иванка, и он моя копия. Прости, что не поверил.
Вот так просто. Раз и все, как будто в туалет сходил, а потом руки вымыл. Пульс остервенело коротит в ушах. Ну да, что тут такого? Он же не был со мной рядом, когда мне одна очумелая врачиха в роддоме заявила, что у новорожденного Васеньки как-то не так сердце бьется, что нам срочно надо сделать ему в грудь укол и пустить по венам какую-то краску, чтобы потом следить за ней целые сутки. Слава богу, в тот день дежурила заведующая, которая угомонила активистку и просто назначила малышу УЗИ, ЭКГ и подключила на день к датчикам. В тот момент я постарела на несколько лет. В итоге это оказалось ложной тревогой. И вот сейчас я должна принять его с распростертыми объятиями? И просто простить за то, что он все не так понял?
— Да, у меня есть сын, но к тебе он отношения не имеет.
Он разворачивается ко мне, а я к нему. Между нами повисает длинная пауза, во время которой я как будто чувствую прикосновение легкими перьями к коже. Плохо, что я все еще реагирую на его близость. Но я ненавижу его за каждую минуту страха и боли. В тот момент, когда Дима бросил меня на произвол судьбы, я была не готова к таким испытаниям. Благодаря Красинскому и его папочке, меня как будто кинули обнаженной на лед в двадцатиградусный мороз. И я выкарабкалась, не провалилась, доползла до берега только потому, что уже любила своего еще не родившегося сына.
Я нарочно прерываю наш зрительный контакт, потому что слишком сильно волнуюсь. Но негатив давит, и я не могу находиться рядом.