Этот Дима, как назвал его отец, спас меня. Вытащил из ада, в который я сама себя завела этой странной ночной прогулкой. Плачу и все еще боюсь, но стою на месте. А он садится на ствол поваленного дерева и медленно поворачивается ко мне. И, несмотря на то, что от стресса мои зубы все еще отбивают чечетку, я не могу не отметить, что это невероятное движение головы заставляет меня замереть. Что-то девичье реагирует на богатенького сынка, не побоявшегося пойти против отца.
— Девки — странные существа. То психуют, то убегают, то отдаются твоему другу в центре твоего же бассейна.
Не понимаю, о чем он. Какое-то событие из его прошлого? Или просто треп? С каждой секундой становится все темнее, скоро мы не найдем дорогу назад, но без него я идти боюсь.
— Мой парень у алтаря, поздравления принимает. Это его свадьба, — зачем-то признаюсь в своей слабости.
Мажор, так я буду его называть ввиду наличия богатых родителей, присвистывает и снова смотрит на меня. Долго, с усмешкой, будто я его только что с Человеком-пауком познакомила. А я стесняюсь его, сама не знаю почему, платье одергиваю. У него аура странная: мощная, красивая, разными цветами переливается. У нас в университете учатся совсем другие парни, они все больше тщедушные, мелкие, обычные. А этот крупный, сильный, загадочный, смотрит на меня внимательно, аж вздохнуть страшно. Но при этом необъяснимо волнительно. Наверное, я просто благодарна ему. Хотя вряд ли, здесь что-то другое.
— Говорю же, девки — странные существа.
— Надо назад идти, а то…
— А то сдохнем в лесу? — смеется. — Мы же в парковой зоне, найдут к утру.
— Если я не вернусь домой, мои папа, мама, бабушка, дедушка и Антон с ума сойдут.
— Кто есть Антон? — таинственно сводит брови на переносице.
— Русско-европейская лайка.
— О, респект и уважуха. А насчет предков не парься, любить крепче будут. — Еще одна усмешка.
Он роется по карманам, находит пачку жвачки, предлагает мне., отказываюсь.
— Учишься?
— Да, студентка факультета иностранных языков.
— Я, когда в Лондоне учился, дома неделями не появлялся, во батя бесился. Сейчас мы все на родину вернулись, но он все равно нет-нет да настучит по башке. Но знаешь, как ты успела заметить, он и сам не без греха.
Страх снова сжимает легкие. Воздух резко втягиваю, от негодования аж уши закладывает. Как вспомню, что только что со мной было… От пережитого стресса чувствую слабость и недомогание.
— Я в полицию пойду! — поджимаю губы.
— Не, — качает головой, по стволу хлопает рядом с собой, предлагая сесть. — У него там столько друзей, его отмажут. Время потеряешь.
— Значит, это не в первый раз? — С ужасом трясусь, к горлу снова подкатывает противный ком, к глазам — слезы.
— Слушай, ты одно пойми: мир он не черный и не белый.
Я падаю на сухой ствол рядом с ним.
— Он, как бы тебе это лучше объяснить — он полосатый, серый, местами красочный. Могу сказать, что ни одна из пострадавших баб не отнесла заявление.
— Это еще почему?
— Некоторые даже становились постоянными любовницами.
— Фу.
— Да потому что вы все продажные.
— Я — нет.
— Да, лапочка, да. Просто тебе не предлагали цену, от которой ты не смогла бы отказаться.
Растерянно тру свои колени сквозь ткань платья. Нервничаю, очень хочу домой. Я не понимаю такого. В моем хрустальном мире этого нет. Мама учила меня, что я встречу принца, то есть любовь всей своей жизни, и он женится на мне, у нас родятся дети, наша любовь будет чистой и красивой. Но в ее рассказах ничего не было про взрослого мужика, который завалит меня на траву… и потом подарит за это подарки.
— Последней своей девочке он преподнес ключи от квартиры за то, что вот так вот в ее же собственном доме.
— Это ужасно! — зажимаю рот ладонью.
— Ты думаешь, ее родители сказали хоть слово?
В глазах темнеет от ужаса. Придуманный мной идеальный мир продолжает рушиться. Я все больше разочаровываюсь в людях. Кирилл был моим принцем, он ждал. Какое-то время играл по моим правилам. Мы вместе планировали будущее. А потом я стала замечать, что он меняется. Все покатилось к чертям собачьим, и он женился на другой.
— Ну это как Вайнштейна обвиняли в домогательствах десятки женщин, в том числе такие знаменитые актрисы, как Анджелина Джоли и Ума Турман. А до этого все они молчали и обнимались с ним, получая «Оскары». Я же говорю, телки — странные существа.
Перед глазами все плывет. Я очень сильно перенервничала и устала от всего этого. Хочется поскорее вернуться. Не стоило вообще приходить на эту свадьбу.
— Маринка — крестница моего отца, — зачем-то поясняет мажор.
— Ее он тоже?
— Ну нет, — смеется.
— А что же так?
— Ты пойми, он не маньяк.
— Маньяк — это человек, одержимый манией. Так что извини, но твой отец — маньяк.
— Родителей не выбирают, — пожимает плечами мажор. — И хватит уже о моем отце!
Он огрызается, его это нервирует. Конечно, ему неприятно. Представляю, как сильно он страдал. Узнать такое о собственном отце — это как гроза среди ясного неба. Страшно.
— Пойдем обратно.
Встаю и, подобрав платье, иду в темноту, мне кажется именно оттуда мы пришли.
Мажор спрыгивает с дерева и сразу же идет за мной.