Беременна от мажора

Развернувшись, собираюсь быстро покинуть помещение, но убегая от отца, возле лифта натыкаюсь на сына. Он молча ждет, опершись о стену. Я замираю. Ничего не могу с собой поделать: когда наши глаза встречаются, внутри разливается бурлящая лава. Темноглазый Дима так сильно меня привлекает. В нем что-то такое есть, и меня тянет к нему, несмотря на то, что я всего лишь одна из многих в его жизни.

Поворачиваю голову, смотрю то на сына, то на отца.

— Документы забыл. — Пересекает комнату Дима и, проходя мимо отца, резко и грубо задевает его, пренебрежительно толкнув плечом.

Отец ухмыляется, но с места не сходит, твердо стоит на ногах. Боже мой, это все снова из-за меня. Хочется закричать от ужаса, но я быстренько семеню к лифту, жму кнопку, стараясь как можно скорее убраться отсюда. И когда я оказываюсь внутри, и дверцы уже почти закрываются, в щель просовывается чья-то нога, останавливая их.

***

Шагнув за мной в лифт, Дима откидывается на стену и, задрав подбородок, холодно смотрит на меня свысока.

— Привет, — выдавливаю улыбку, перепугавшись его взгляда.

Ну почему с Кириллом было легко и просто, а с Димой так сложно? Не могу воспринимать его близость спокойно. Он мой первый мужчина, единственный на целом свете, кому я доверилась так сильно. А в его взгляде читается жестокость. Дима явно чем-то недоволен. Глаза не добрые и не приветливые, скорее, злые и разочарованные. Из-за отца, что ли? Так не я же к его отцу лезла. Или потому, что я так и не ответила на его приглашение? Но, блин, я не могла написать, ибо так и не придумала, как попасть на вечеринку, которая может продлиться полночи. Родители взвоют. А теперь еще эта его, перевернувшая все с ног на голову, «лапочка». Не хочу никуда идти, зная, что одна из многих.

— Извини, что прервал вас сейчас, Иванка, — усмехнувшись и не ответив на мое приветствие, Дима смотрит на меня искоса. — Ты молодец, что сбежала, — цедит сквозь зубы. — Не стоит делать этого в наших офисных помещениях, здесь полно камер. Попадешь в папкину коллекцию ненароком, да и охранников голой попой повеселишь. Дождитесь конца рабочего дня. У него много квартир, местечко найдется.

И что это вообще значит? Не нахожусь с ответом. Мечусь взглядом по его лицу. Он не ожидал меня здесь увидеть и подумал, что я теперь с его отцом?

— Все же решила стать еще одной девочкой моего бати? — криво улыбнувшись, Дима разглядывает меня снова и снова, как будто не может узнать. — Будешь изображать износявку, а потом получать подарки? Ну что же, — кивает, глубоко вздохнув, — так, по-крайней мере, он не будет нарушать закон. И мне спокойнее. — Первый раз выражение самоуверенности на секунду исчезает с его лица, затем снова возвращается. — Правильно, он хорошо платит. В таком случае твои родители успокоятся. Кто же откажется от такого богатства?

Что за бред он несет? Да еще и пялится, словно у меня на лбу выросли рога, а на руках — когти. Полагаю, удивлен поведением своего отца, который был чересчур обходителен и держал меня слишком близко. Вот, значит, как?! Раз генеральный старается, значит, я дала ему повод. Мое появление на конференции воспринято Димой как сближение с напавшим на меня же насильником? Гениально. Внутри все кипит от злости. Я ведь с ума по нему схожу, а он мало того, что поставил меня в один ряд с толпой своих девок, так еще и считает продажной швалью. Я же с ним девочкой была! У меня же никого до него не было. Кипучий, злой, горячий мажор.

Дима делает резкий рывок, я на автомате вдавливаюсь в стену, отстраняясь. Раньше мечтала о поцелуе, а сейчас хочу залепить ему пощечину, чтобы прекратил нести эту чушь.

— Вот бы мне хоть немного твоей сообразительности, Дима.

Обидно. Меня еще от «лапочки» не отпустило, а тут новое испытание. Я, оказывается, потаскуха, избавившаяся с сынком от ненужной невинности, чтобы теперь попасть к папочке в офис. А нельзя было, минуя сынка, в лесу заполучить папочку? Притвориться и сразу же стать «девочкой» Красинского-старшего. Зачем такие круговерти? Он-то мне зачем нужен был? Облить бы мажора ледяной водой, а лучше фруктовой, чтобы на белой рубашке остались оранжевые следы. Ревнует он, что ли, не пойму?

Молча смотрю на него, прижавшись к зеркальной поверхности. Он тоже молчит. Топчется рядом, с ноги на ногу переступает, скулы будто острее стали, желваки ходуном ходят, глаза мечут молнии, нос почти касается моего. С ума сойти, какой же он темпераментный.

Доказывать, что я не проститутка, а попала сюда случайно, не собираюсь. Да, мы с Димой знали друг друга мало, но неужели у него не возникло мысли, что я «не такая»? Он же видел, как меня трясло после нападения. Привык, что все притворяются? Я не понимаю! Или он решил, что я таким образом ухожу от деспотичных родителей? В его башке это все выстроилось в схему, где я, узнав, что своим постоянным девкам Егор Валентинович дает откуп в виде малосемейки, сбегаю от родителей на собственную хату, предварительно потренировавшись с его сыном? С ума сойти! Оправдываться? За что?

— Я просто прохожу практику в вашей фирме.