Читаем Берегите солнце полностью

- Развалятся они, - возразил Негреба. Но артиллеристы уговорили, и он сдался. - Ладно, себе другие достанем.

Бойцы запрягли в сани немецких рослых коней, добытых разведчиками еще под Тарусой, взвалили пушку; сани заскрипели, продавливая полозьями снег, но груз выдержали.

Оставив за себя лейтенанта Тропинина и комиссара Браслетова, я вместе с артиллеристами прошел к оврагу.

В редеющей ледяной мгле, не шелохнувшись, застыли высокие березы, под ними белел наметенный за ночь скрипучий снег. Даже в сумраке он таинственно и голубовато сверкал и переливался. Изредка в лес залетали мины, с шумом прошивали распластанные ветви елей и, пробивая сугробы, глухо трескались.

Овражек, уходивший от леса к селу, был похож на желоб, неглубокий, без единой морщинки: пурга прилежно прилизала его, лишь с одного края насыпав гребень, свисавший, подобно гриве, на сторону: оторочка кустиков по бокам тонула в пышной снежной пене. Из-за гребня и кустарника чуть виднелись острые коньки кровель села Монино.

Я боялся, что немцы заметят нас и накроют огнем, как в ловушке, подползут к гребню и закидают гранатами. Лейтенант Прозоровский, идущий со своим взводом впереди роты, взбирался на край овражка и, натянув на самые глаза белый капюшон, поглядывал на село и на поле; он тут же скатывался вниз и взмахивал руками - все в порядке.

Равнина между селом и лесочком лежала просторно, праздничная, как стол, застланный ослепительной хрустящей скатертью пороши. Рассветные тихие тени гуляли по ней, зеленоватые и фиолетовые, и непостижимо было, что скоро она закипит огнем, металлом и дымом; обезобразят и сомнут ее гусеницы танков, и кто-то, опрокидываясь навзничь, окинет ее последним прощальным взглядом, и покажется она ему в тот миг без конца и края огромной, потому что он не смог пересечь ее.

Радист, стоявший сзади меня по колено в снегу, неожиданно вскрикнул:

- Внимание, товарищ капитан!

Я схватил наушник и приложил к уху. Отчетливо, хотя и не слишком громко, звучала музыка из фильма "Веселые ребята": "Легко на сердце от песни веселой..." Через две-три минуты, как условились, должна была начаться артиллерийская подготовка. Рота, увязая в заносах, развернулась и поползла вперед. Бойцы толкали перед собой пулеметы на санках, минометчики устанавливали на плитах свои трубы, чтобы поддерживать наступающих огнем. Я не сводил взгляда с часовой стрелки.

- Сейчас дадут, - сказал Чертыханов, тоже наблюдавший за часами.

Артиллерийский налет был дружным, на одном дыхании - так могут вести огонь только жадные до своего дела люди. Снаряды в селе и перед селом ложились кучно, вихревыми вспышками; загорелось несколько домов... И вскоре показались из леса наши танки. Тремя группами они устремились в село, стреляя и не задерживаясь, не сбавляя скорости: KB, Т-34.

Теперь я смотрел на поле безотрывно, не боясь, что немцы заметят над снежным гребнем мой белый капюшон.

За какие-то минуты поле покрылось черными, прокопченными гарью пятнами и черными бороздами вспаханной танками земли и снега. Равнина была полна машин и людей. Бойцы сидели на стальных спинах танков; встреченные огнем, сыпались вниз, вскакивали и бежали, толпясь и заслоняясь броней. Темное облако, все более густея, не рассеиваясь в морозной свежести, в безветрии, висело над полем сражения.

Такую неудержимую атаку наших танков я видел с начала войны впервые.

Немцы оправились от внезапности. Заговорили не подавленные артиллерией огневые точки. Мины устилали равнину, пулеметные очереди отсекали пехоту от танков, валя ее в снег. Но бойцы ползли по бороздам, проложенным гусеницами, все ближе подбираясь к окраине села.

Вскоре из проулков навстречу красноармейцам выкатилось несколько немецких танков, за ними спешили гитлеровцы в длинных шинелях. Наши танкисты поджигали вражеские машины. Черный, как деготь, дым, подбитый снизу пламенем, шел ввысь, вытягиваясь в длинные столбы... Закрутился на месте с разорванной гусеницей наш танк, подставляя для удара бок. В него ударили, и танк загорелся. Танкисты вытаскивали из машины раненого. Отползли...

А пехотинцы перебежками двигались вперед, уже многие, привстав на колено, бросали гранаты во вражеские цепи, залегшие у села.

Подполковник Оленин по радио сообщил торопливо, но хладнокровно, сдерживая азарт:

- Встречай моих ребят! Ударите вместе с ними.

- Глядите, товарищ капитан! - крикнул Чертыханов. - Танки!

Я обернулся. Вдоль балки, по ее левому краю, прикрытые снежным гребнем, чуть накренясь, одна за другой шли машины, посланные Олениным. Вздымая белую бурю, они прошли мимо нас и вымахнули на открытое место. Прокофий крикнул, перекрывая шум моторов:

- Это вам не бутылки с керосинчиком!.. - Он расстегнул сумку от противогаза и все-таки проверил излюбленное свое оружие - бутылки с зажигательной смесью, с которыми не расставался. Взглянув в сторону леса, крикнул: - Ракета, товарищ капитан! Пошли!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии