Мы свернули с шоссе и сразу же провалились по пояс в рыхлый снег. Подполковник Оленин шел справа от меня и, выбираясь из кювета, кричал что-то, должно быть, ругался, досадуя на буран, на заносы, на невидимые в темноте снежные западни. Не отставая, ползли за нами связные. Ефрейтор Чертыханов, опережая меня, вымахнул на бровку с твердым скрипучим настом ветер, проносясь, слизал с нее снег.
- Давайте руку! - крикнул он мне.
- Сам выберусь! - крикнул я в ответ, едва различая его в темноте.
Темнота казалась живой, осязаемой, свирепо расходившейся, подобно океану, застигнутому штормом; она окружала со всех сторон, секла по лицу, по глазам жгучей крупой, валила с ног. Свет фонариков бессильно тонул в ней, не достигая наста, лишь заметно было, как в розовых лучах вихрились снежинки.
- Надо держаться поближе друг к другу, - наклоняясь к моему уху, сказал Оленин. - Можем потеряться!
- Расстояние небольшое, - ответил я. - Скоро железная дорога.
Начались кусты. Снег в них стал глубже, но ветер тише, словно налетал он на какую-то преграду и замирал. Вскоре мы уперлись грудью в белую стену. Это была насыпь. Попробовали взобраться, но тут же вернулись: подъем был слишком крут.
- Боюсь, не возьмут его танки, - сказал Оленин. - Да и от моста далековато. Пройдем еще немного.
Мы двинулись вдоль насыпи, отыскивая более пологий откос для въезда. Шли вперед, возвращались, Оленин то и дело поднимался на кручу и тут же спускался, обеспокоенный: нет, не то... Наконец ноги нащупали вставший поперек нашего пути невысокий занесенный снегом вал. Должно быть, когда-то здесь проходила полевая дорога через насыпь. Подполковник обрадовался.
- Нам, кажется, повезло, капитан! - крикнул он весело и толкнул меня плечом. - Эту горку мы возьмем. И работа потребуется небольшая. Зови бойцов, пускай погреются. А мои ребята займутся оборудованием моста. Пойдем взглянем, что творится наверху.
Я послал связных на дорогу: от каждой роты по взводу с лопатками сюда; танкисты покажут, что надо делать.
Вверху, на насыпи, ветер дул беспрепятственно, упругой темной стеной, и мы низко пригнулись, чтобы не упасть. Полотно было занесено, шпал не видно, лишь кое-где слабо мерцали рельсы. Я тронул Оленина за рукав.
- Меня, знаешь, что тревожит? Поезда. Надолго займем перегон...
- А что делать? - крикнул комбриг в ответ. - Я послал на станцию человека предупредить начальника о нашей переправе. Постараемся как можно скорее. Тут где-то должны быть штабеля шпал - на случай ремонта пути. Без них мы можем завязнуть на этом берегу до утра.
Чертыханов тотчас предложил свои услуги:
- Разрешите мне поразведать насчет шпал?
- Давай, ефрейтор, действуй, - сказал Оленин. - Они должны быть и на этой стороне реки, и на той.
Не прошло и минуты, как отдалился от нас Чертыханов, впереди раздался окрик, а вслед за окриком прозвучал выстрел. А еще минуту спустя, вверх, во вьюжную темень взвилась ракета. Последовала короткая, как бы предупреждающая пулеметная очередь. Пули просвистели вдоль полотна. И я и Оленин метнулась под откос, увязая в сугробе.
- Уж не ефрейтора ли подстрелили? - спросил комбриг. - Очумели совсем! По своим бьют.
- Его не подстрелишь, - возразил я неуверенно и, приподнявшись, выглянул наверх. По снегу между рельсов кто-то полз по-пластунски, отдуваясь и бормоча ругательства. Я тихо окликнул: - Прокофий, ты?
- Я, товарищ капитан.
- Тебя ранили?
- Как бы не так! - Он перевалился через рельс и скатился к нам. - Черта с два получим мы шпалы! У моста нашу охрану пушкой не прошибешь. Стоит сделать неосторожный шаг - пулю в лоб влепят, как по нотам. И даже не извинятся.
- Надо дать им знать о себе, - сказал я. - Иначе они нас не подпустят.
Пока мы раздумывали, как быть, люди, охраняющие мост, двигались к нам навстречу, намереваясь, видимо, проверить, не диверсанты ли к ним подбираются. Шли трое. Они осторожно ступали по полотну, придвигаясь к нам все ближе и ближе, и когда поравнялись, подполковник Оленин громко сказал:
- Что же вы стреляете?
Трое замерли.
- Кто такие? Что вам тут нужно? - спросил один. Второй пояснил более мирно:
- Приказано стрелять без предупреждения. Мало ли кто шляется тут по ночам.
Мы назвали себя.
- Вставайте и выходите сюда.
Мы выбрались из укрытия.
- Руки вверх! Идите вперед. Не оглядывайтесь. При первой попытке к бегству - стреляем.
Мы прошли с поднятыми руками метров пятьдесят. Прокофий, покосившись налево, заметил во тьме заметенные снегом штабеля шпал и воскликнул не без торжества:
- Товарищ подполковник, вот они, шпалы-то!
- Значит, живем, ефрейтор! - отозвался Оленин.
- Разговоры прекратить! - тут же последовал повелительный окрик.
Не доходя до моста несколько шагов, мы остановились, и боец из охраны, подбежав к будочке, стоящей у въезда на мост, что-то кому-то доложил, приотворив дверцу. Из будочки, застегивая на ходу шинель, вышел человек и, оглядев нас, велел опустить руки, пригласил к себе. В будочке было тесно и тепло: топилась железная печурка. Лейтенант, командир розы, охранявшей мост, неулыбчивый молодой человек, проверив наши документы, сделал выговор: