Берегите солнце

Позвонил лейтенант Рогов и доложил, что минометчики истратили половину боекомплекта. Я сказал, чтобы мины экономили, потому что настоящий бой еще впереди. Приказал зарываться поглубже: скоро грянет огневой налет...

Налет начался часа через полтора.

Огонь опрокинулся внезапно, главным образом по обороне, примыкающей к дороге. Неистовый треск заглушил все звуки, все голоса. Черные ветвистые разрывы вскидывались то тут, то там, точно кто-то невидимый метался вдоль окопов, хватал в пригоршни землю и, забавляясь, подкидывал ее. Сразу воздух наполнился пронзительно кислым, вяжущим рот запахом сгоревшей взрывчатки, прокаленных и пропитанных дымом комьев земли.

Одна мина угодила в наш сарай, сорвала с петель ворота, отхватила угол, отчего сарайчик сразу скособочился. Чертыханов перевязывал телефонисту руку. В здоровой руке тот по-прежнему держал трубку и повторял побледневшими губами: "Я тюльпан, я тюльпан..." Телефон молчал.

- Разрыв где-нибудь рядом... - сказал телефонист. С трудом встал и направился к пробоине.

Навстречу ему в пролом ступил боец, коренастый и неуклюжий, с хитрым лицом. За ним - лейтенант Прозоровский, потерянный и жалкий, в шинели без ремня.

- Разрешите, товарищ капитан? - обратился ко мне боец. - Велели довести до вас. - Он кивнул на лейтенанта. - Для опознания.

- Кто велел?

- Капитан Стратонов. Веди, говорит, покажи, признают или нет.

- Где вы его нашли?

- Возле Серпухова где-то.

Мины еще рвались. Одна упала вблизи, и все находившиеся в сарае люди попадали на солому лицом вниз. Упал и Прозоровский, закрыл голову руками, лежал долго, по спине пробегала дрожь, будто он плакал. Оторвал от соломы голову, и я встретился с ним глазами - в них, кажется, навсегда застыли страх, раскаяние и мальчишечья мольба о защите.

- Если признаю, что тогда?

- Оставь, говорит, у них, - ответил боец.

- Ладно, оставляй. Это наш человек.

Боец обрадовался:

- Вот и хорошо. - Он улыбнулся и примирительно взглянул на Прозоровского. - Вот и конец нашим скитаниям... - Боец поспешно вынул из кармана документы лейтенанта. - Это все его... Я могу идти?

- Да.

- Позвольте спросить: а как ваша фамилия?

- Капитан Ракитин, командир отдельного стрелкового батальона.

- До свиданья, товарищ капитан. - Насторожился, прислушиваясь к полету мины и ее падению, и выбежал из сарая.

Вернулся связист, бережно неся на белой лямке перевязанную руку. Схватив трубку и послушав, широко и по-детски радостно улыбнулся - услышал голос товарища. Ему впервые пришлось в боевой обстановке исправлять разрыв проводов. Я попросил соединить меня с дивизией. Он с тревогой и замешательством взглянул на меня.

- С дивизией связи нет.

Я написал полковнику Шестакову, что противник силой до полка движется на Тарусу, что первая его попытка проникнуть в город отражена, при этом подожжен один танк, что сейчас после непродолжительной огневой подготовки немец перешел в атаку более организованно, рассредоточив силы и охватывая город полукольцом, и хорошо было бы совершить артиллерийский налет на лес, где наблюдается скопление врага...

Связной спрятал записку в карман гимнастерки и, озабоченно взглянув на поле, по которому широкой цепью, медленно, не стреляя, шли немцы, подтянул ремень, поправил пилотку, автомат, будто прощался с нами навсегда, шагнул к пролому, нагнулся, чтобы не задеть за свесившиеся доски, и исчез.

- Скучный будет бой, - заметил Чертыханов. - Затяжной и тяжелый. Вижу по всему. Немцы берегут силы...

Я кивнул Прозоровскому. Он подошел, опасливо поглядывая в амбразуру на приближающиеся цепи и удивляясь тому, что это никого как будто не волнует, все спокойны или хотят казаться спокойными.

- Что с вами стряслось? - спросил я Прозоровского. - Где вы были?

- Отстал.

- Где отстали? Как?

- Во время налета... Я выпрыгнул из машины и побежал... Далеко от дороги отбежал... - Замолчал, переминаясь с ноги на ногу, озираясь на бойцов, на Чертыханова и морщась, как от боли, - ему стыдно было признаться.

- Ну?

- Когда раздался взрыв бомбы, я упал... и потерял сознание...

Чертыханов отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Если бы Прозоровский там, в деревенской избе, не махал пистолетом перед лицом бойцов, если бы вел себя не так воинственно и заносчиво, если бы не похвалился тем, что отец у него командир дивизии, генерал-майор, то, возможно, он сейчас не был бы так жалок.

- Пришел в себя - вокруг никого, - прошептал он.

- Что дальше?

- Пошел по лесу...

- Куда?

- Просто пошел... - Взглянув в "амбразуру", он невольно отступил в страхе: по полю, серые и расплывчатые в тусклом свете дня, двигались немецкие цепи, безмолвные и ужасающие в неотвратимой медлительности, как привидения. А из рощи уже выскочили танки. - Стреляйте! - закричал Прозоровский. - Почему вы не стреляете?

- Рано. Боеприпасов мало, - сказал я. - Вы пошли не вперед, а обратно к Москве?

- Что? - Лейтенант с трудом уяснил, о чем я его спрашиваю. - Да.