- Как долго тебя не было! - сказала она с облегченным вздохом. Думала, совсем не придешь, думала, что-нибудь случилось и тебе срочно пришлось уехать... Ой, цветы! - Она поцеловала меня. - Спасибо. Пойдем скорее. Знаешь, кто здесь? Никита!
- Слышу, - сказал я. - Когда он приехал?
- Сегодня. - Нина пытливо, с затаенным испугом взглянула на меня. - Ты надолго?
- Пока до утра. А там, может быть, еще выкроим время...
Мы вошли в кабинет, и я сразу же очутился в объятиях Никиты. Он тискал меня своими железными руками, оглушительно хлопал по лопаткам, по плечам.
- Здравствуй! Шив? И я живой, Димка! Отремонтировали так, что еще на три войны хватит!..
- Одну-то вынеси сперва.
Никита как будто раздался вширь, волосы с густой сединой подчеркивали резкие черты молодого лица, блеск синих глаз. Он с любовным удивлением оглядывал меня веселым взглядом.
- Ах ты, капитан Ракитин! - Он обернулся к Сане Кочевому, как бы приглашая его к торжеству встречи. Кочевой, застенчиво улыбаясь, присоединился к нам. Мы положили руки на плечи друг другу.
- Вот и собрались, - приговаривал Никита, - вот мы и встретились! И где? На свадьбе Ракитина!.. Разве это не удивительно? Через вражеское кольцо окружения прорвались, сквозь смерть прошли! Жизнь победила! Ты слышишь, Нина? Тоня, Лена, идите к нам!
В первый момент я никого, кроме Никиты и Сани, в комнате не заметил и сейчас, оглянувшись, увидел сестру свою Тоню и Лену Стогову, жену Сани Кочевого. Лена сидела в углу, в кресле, возле книжных полок. Нижнюю часть лица она загородила книгой, над книгой светились ее глаза, строгие, внимательные, выжидающие, а выше, над белым лбом, как бы курились тихим дымком тонкие волосы. Я бросился к ней.
- Лена! Командир! - Когда мы учились, Лена была старостой нашей группы, и мы звали ее "командиром".
Она опустила книгу на колени и улыбнулась.
- Здравствуй, Дима...
Я хотел приподнять ее с кресла, но она, внезапно покраснев, тихонько отстранилась. Тогда я наклонился и поцеловал ее в щеку.
- Тебе идет военная форма, - сказала она, оглядев меня. - И Сане идет. Вообще самая красивая одежда сейчас - военная. Когда я вижу молодого человека в гражданском, у меня сразу возникают какие-то нехорошие подозрения...
Никита Добров воскликнул с наигранной обидой и упреком:
- Таким образом, сударыня, моя форма наводит вас на подозрения, которые для меня не совсем лестны... Впрочем, мне это знакомо: ты всегда меня осуждала и держала их сторону. Они ведь дрались из-за тебя, как мне известно...
Лена немного грустно и смущенно рассмеялась, взглянув на Нину.
- Так уж и дрались... - Хотя отлично знала сама, что мы дрались. - Но ты, Никита, в любой форме хорош. Настоящий воин, - сказала она.
- Вот за это спасибо. Лена всегда щедра была на похвалу. Похвалить человека никогда нелишне.
Я окинул друзей внимательным взглядом: Саня Кочевой, как всегда в минуты возбуждения и взволнованности, шагал от стены до стены, рывком головы откидывал назад волосы, часто и тревожно - без причины - поглядывал на часы, сверкал фарфоровой чистотой белков: Никита тихо покуривал, и сквозь редкий дымок просвечивался насмешливый и хитроватый блеск его глаз; Нина стояла возле пианино, и белое платье ее на фоне черной полировки ослепляло; Лена сидела в кресле и, заслонив нижнюю часть лица книгой, с любопытством следила за нами, уже другими, совсем взрослыми, непохожими на тех подростков с хохолками на макушке, какими мы были в школе ФЗУ; Тоня настороженно молчала, словно чутко прислушивалась к самой себе. Я оглядел их всех и подумал о том, что время, события, жизнь связали нас в один узел, который бессильна разрубить даже смерть. За плечами у нас не такая уж длинная череда лет - на пальцах можно пересчитать, - а воспоминания, чувство преданности друг другу теснили грудь.
Перед моими глазами явственно пронеслось недавнее прошлое: суматоха общежития, черный хлеб и сладкий кипяток в жестяных кружках; субботники по выгрузке угля для заводской ТЭЦ; лыжные вылазки; первый поцелуй Лены Стоговой в зимний вечер на лесной заснеженной поляне, фиолетовой и будто выпуклой от лунного сияния; знакомство с Ниной Сокол; стремление в Испанию для защиты республики от фашизма; первая роль в кино; страдания, причиненные мне Ириной Тайнинской, мучительные размышления над своей судьбой, над жизненным призванием... И вместе со всем этим тревожило сердце ни на минуту не остывающее чувство ожидания чего-то неиспытанного и ужасного, что может сломать наши замыслы, испепелить самую жизнь. Это "что-то" двигалось неотвратимо, и История предопределила встречу с этим неотвратимым именно моему поколению. И вот оно, мое поколение, сшиблось с бедой грудь в грудь.
Представились ночи и дни в смоленских лесах, переправа через Днепр, прорыв из вражеского кольца... Сколько наших сложили свои головы... Капитан Суворов, Сычугов, Чернов, Хохолков, похожий на Есенина пулеметчик Суздальцев, Ворожейкин...