Берегите солнце

- Что с тобой было?

- Не спрашивай, Дима. - Нина порывисто сжала мою руку. - Пожалуйста. Рассказывать очень долго. Как-нибудь после. Я устала и смертельно хочу спать. Кажется, проспала бы неделю. - Она отступила от окна. - Я пойду, Дима...

- Я тебя провожу.

Лейтенант Тропинин попрощался с Тоней у дверей.

- Я ненадолго, скоро вернусь, - сказал я Тропинину. - Постарайтесь по документам проверить задержанных.

14

Чертыханов и Тоня шли по улице впереди меня и Нины.

- Сколько времени ты пробудешь в Москве? - спросил я.

- Не знаю. А ты?

- Тоже не знаю.

- Когда мы увидимся?

- Завтра. Обязательно завтра.

Нина остановилась и, чуть запрокинув голову, посмотрела мне в лицо.

- Я ужасно соскучилась, Дима, сил моих нет! - Глаза ее влажно блеснули. Я осторожно обнял ее и поцеловал. Мы стояли, обнявшись, долго, безмолвно, несчастные и счастливые одновременно. Над нами нависали осенние тучи, исхлестанные фиолетовыми, как бы упруго звенящими струями, нас окружала тяжелая, каменная тишина, а темнота, казалось, была живая, шатающаяся от зарев. В висках у меня сильными толчками билась кровь...

В это время на Большой Бронной раздались крики: "Стой, стой!", одиночные выстрелы, затем последовал взрыв.

Чертыханов подбежал ко мне.

- Товарищ капитан, это наши!

Я посмотрел на Нину и Тоню.

- Одни доберетесь?

- Конечно, - ответила Тоня. - О нас не тревожься.

- Тогда уходите! - До завтра, Нина!..

Мы побежали к тому двору, откуда слышалась стрельба. Из ворот выкатилась грузовая машина. Она на секунду плеснула нам в глаза вспышкой фар, ослепила.

- Стой! - заорал Чертыханов, взмахнув автоматом. - Стой, говорят!

Правая дверца кабины приоткрылась, и в ответ ударил выстрел. Пуля тонкой струной пропела возле моего уха. Машина круто свернула вправо и рванулась вдоль улицы, в темень.

- Уйдет! - крикнул я.

- Не уйдет. - Чертыханов упал на одно колено и выпустил вслед удалявшейся машине одну очередь, затем вторую. Слышно было, как лопнули баллоны, мотор тяжко взревел и обода колес застучали по булыжнику...

Из машины выпрыгнуло четыре человека: двое из кабины и двое из кузова. Один из них, приостановившись на секунду, размахнулся и швырнул в нашу сторону гранату. Я едва успел крикнуть: "Ложись!" Граната взорвалась на тротуаре, возле окна полуподвала. Но человек, кинувший гранату, споткнулся: Чертыханов успел выстрелить в него.

К нам присоединилось двое бойцов - Петя Куделин и второй, видимо, раненный: он морщился и тихо вскрикивал от боли...

- До батальона дойдешь? - спросил я красноармейца. Тот кивнул. - Тогда иди. Там перевяжут.

Чертыханов влетел во двор, где скрылись бежавшие. Я поспешил за ним. Во дворе было темно и тихо. Прокофий скомандовал кому-то:

- Стой! Стрелять буду! - и выстрелил.

Завернув за угол сарая, я увидел прямо перед собой человека с круглым лицом, с железным, спрессованным навечно ежиком волос; он стоял, прислонившись спиной к стене, на меня глядели черные дыры вместо глаз. Он медленно занес руку, должно быть, с гранатой-"лимонкой", Чертыханов успел прикладом ударить по его руке, "лимонка" шлепнулась к ногам, и Прокофий сильным пинком отбросил ее; она ударилась в дровяной сарайчик и взорвалась. И где-то в глубине следующего двора раздался испуганный крик: "Немцы! Немцы в Москве!"

Здоровенный детина с черными дырами вместо глаз привычно выхватил из кармана нож и рванулся ко мне. И тогда я выстрелил в него в упор. Человек протяжно и глухо застонал и грохнулся на землю.

- Готов, - отметил Чертыханов.

- Возьми у него документы, - сказал я.

Чертыханов наклонился над убитым.

- Документов целый воз!..

Подошел Петя Куделин, горячий от возбуждения и в то же время огорченный.

- Сбежал, товарищ капитан. Все дворы проходные, разве найдешь... Не подоспей вы - все удрали бы.

- Никуда бы они не удрали, Петя, - успокоил я его. - Не мы, так другие схватили бы...

Мы вернулись к грузовику. Чертыханов влез в кузов и развязал брезент, прикрывавший груз. Я встал на скат и тоже заглянул через борт. В кузове аккуратно были уложены штуки мануфактуры, шерстяных и шелковых тканей, банки с консервами, мешки с мукой и сахаром, плетеные корзины с водкой и коньяком. А на самом дне - два мешка с тяжелыми четырехугольными предметами. Прокофий развязал мешок, вытащил один такой предмет и сказал:

- А напоследок - деньги, товарищ капитан. - Еще раз посветил фонариком и уточнил: - Тридцатки. Только из-под печатной машины. И во втором мешке тоже деньги, но, должно быть, сотенные: пачки-то побольше и потяжелее... Вот это хапанули! Вот это работа, товарищ капитан!..

- Ладно, - сказал я, спрыгивая с колеса. - Завяжи мешки так, как было. Дай мне фонарь.

Я осветил скаты. Они были прострелены в нескольких местах и изрублены ободами.

- Не дотянем, товарищ капитан, - сказал Чертыханов. - Разве на таких колесах доедешь?..

- На первой скорости доберемся, - ответил я. - Садись, Петя...

Чертыханов, свесившись через борт, заглянул ко мне в кабину.