— Завтра? — спросила Нина со скрытым беспокойством. Сергей Петрович уловил в ее голосе волнение. Он, сведя брови, провел согнутым пальцем по усам, точно жалел, что сказал об этом раньше, чем нужно было сказать, и что этим немного омрачил встречу. Успокаивая, он еще раз погладил Нину по щеке.
— Расскажите, что с вами произошло за это время… Ты долго лежал в госпитале, Дима?
— Почти месяц. Шестнадцать мелких осколков вынули.
— Отдохнуть не дали?
— Какое там!..
Широко растворив дверь, вошла женщина с подносом в руках; поднос был накрыт белой тканью. Женщина поздоровалась с нами, поставила поднос на лавку, потом подошла к столу, собрала в стопку разложенные на нем бумаги и перенесла на подоконник. Разостлав на столе чистую скатерть, она расставила тарелки с едой, рюмки, бутылку вина, хлеб.
— Пожалуйста, Сергей Петрович.
— Зачем вы ходите раздетой, Даша, простудитесь…
— Ничего, тут недалеко… — Женщина ушла.
— Отметим нашу встречу. — Дубровин оживился. — Дима, продвигайся в дальний угол…
— Я был уверен, Сергей Петрович, что встречу вас, — сказал я. — У меня все время было такое предчувствие.
— Предчувствия такого у меня не было. Но думал я обо всех вас часто… — Дубровин налил в рюмки вина. — Желаю вам жизни долгой, дружной, счастливой. Уж больно вы хорошие люди, чтобы не жить вам вместе. И долго… Ты что загрустила, Нина?
— Война ведь, Сергей Петрович. — Глаза ее наполнились дрожащей рябью слез.
— Разве ты не веришь в удачу?
— Удачи достаются всегда почему-то другим.
— Она у меня фаталистка.
Нина резко повернулась ко мне, почти крикнула:
— Если бы у меня были запасные такие, как ты, — тогда другое дело. А ты у меня один.
— У меня тоже запасных нет… — Волнение вдруг стиснуло мне горло.
Сергей Петрович, кажется, пожалел о том, что заговорил о счастье, — сам понимал: время неподходящее.
— Что это вы, друзья, Нина? Как это на тебя не похоже…
— Николая Сергеевича Столярова убили, — проговорила Нина, печально качнув головой.
— Что? — Сергей Петрович, привстав, встряхнул ее за плечи. — Что ты сказала? Где убили? Когда?..
— Вчера. Я сначала не поверила своим глазам: лежит на земле, не дышит…
— Это правда, Дима?.. Случайно при бомбежке или в бою? Как он попал в бой?..
Сергей Петрович отодвинул наполненную вином рюмку и надолго замолчал. Потом встал и принялся ходить по комнате, крепко скрестив на груди руки. Остановился лицом к окну. Слышно было, как в стекла ударялись капли дождя. Он незаметно дотронулся до щеки, должно быть, смахнул слезу.
— Старый друг, — произнес он, не оборачиваясь. — Всю гражданскую войну прошли вместе. Ни одна пуля даже не царапнула. Молодые были, задорные… Он взглянул на часы и сказал мне: — Пошли Чертыханова за комиссаром. Скоро приедет командующий.
Я выбежал, не одеваясь, на крыльцо. Чертыханов, увидев меня, кинул в грязь окурок и схватил автомат, висевший на столбике изгороди.
— Найди комиссара, — сказал я. — Только быстро.
Чертыханов сорвался с места и побежал вдоль улицы, скользя и взмахивая рукой, чтобы не упасть…
Я вернулся в избу. Нина сидела неподвижно, как бы оцепенев, глядела в одну точку немигающими, непроглядно потемневшими глазами.
Сергей Петрович, просматривая бумаги, спросил, не глядя на меня:
— У тебя ко мне какие-нибудь вопросы есть, просьбы? Я могу их разрешить у командующего… Между прочим, в письме, которое ты вручил генералу, сказано, что ваш батальон следует оставить в резерве, как наиболее боеспособную и оперативную часть… — Он не поднимал головы, должно быть, стеснялся или страшился взглянуть мне в глаза: а вдруг я буду просить у него содействия в чем-то таком, что пойдет вразрез с честностью и прямотой, какие давно установились в отношениях между нами. Я это понял, обиделся и проговорил с вызывающей резкостью:
— Будет просьба. Одна. — Он отложил бумаги и обернулся ко мне. Бросить мой батальон на самый тяжелый участок фронта.
— Закусил удила?
— Да, закусил. И, пожалуйста, без жалости и без снисхождений.
— Видела, Нина, как он голову вскинул, что тебе конь!
В сенях хлопнула входная дверь, потом отворилась дверь и во вторую половину избы, и за перегородкой зазвучал приглушенный рокочущий голос.
— Командующий вернулся, — отметил Дубровин и опять взглянул на часы.
В это время вошел, задыхаясь от быстрой ходьбы, Браслетов.
— Здравия желаю, товарищ дивизионный комиссар! — переводя дух, проговорил он.
Дубровин пожал ему руку.
— Подкрепления получили, комиссар?
— Благодарю вас. Получил.
— Это бывалые и грамотные ребята. Опытные политработники.
— Я сразу понял, товарищ дивизионный комиссар. Я уже распределил их по ротам, познакомил с командирами.
— Раздевайтесь, — сказал он Браслетову. — Пошли. А ты, Нина, посиди тут пока.
У командующего мы пробыли совсем недолго. Медицинская сестра бинтовала ему ногу.
— Заходите. Извините, что застали меня в таком виде… Я сейчас. — Лицо у него было рыхлым, серым, с мягкими и добрыми губами, которые расплылись в приветливой улыбке.
— Как самочувствие, комбат?
— Отличное, товарищ командующий!
— А боевое состояние?
— Готовность номер один.
— Молодцы! — похвалил генерал. — Подкрепление, оружие получили?