Берегись, Наварра!

Вы понимаете, друзья, теперь, когда убийство все равно не состоялось, мне ничего не стоило завоевать таким образом доверие короля. Надеюсь, Гринвуд, даже вы не примете это за нарушение запрета.

— Посмотрим, посмотрим, — уклончиво ответил эксперт.

— «Ну а вы, мсье д'Ивар, откуда вы сами узнали о готовящемся злодеянии?» — допытывался Генрих, и мне пришлось наплести с три короба о встреченных в харчевне подозрительных монахах и случайно подслушанном разговоре. Сочинял я вдохновенно и начал уже верить сам себе, когда вдруг на лице короля появилась откровенная усмешка. Я невольно стушевался, но после секундной паузы, вспомнив наставления Малинина, решил идти напролом.

— Да, я рекомендовал вам этот прием, — подтвердил психолог.

— Вот, вот. «Вы мне не верите, ваше величество? — спросил я. — Тогда испытайте меня огнем».

Ответ был совершенно неожиданным. «Полноте, сударь, не морочьте мне голову, иначе я просто велю вас повесить. А теперь быстро выкладывайте, из какого вы времени?»

Я не поверил своим ушам. «Вы хотите спросить, откуда я родом, сир? Так я уже имел честь сообщить, что во Фландрии…» — «Перестаньте, — резко перебил он. — Я хочу знать, из какого века вы сюда заявились».

Малинин, пораженный до крайности, поймал себя на том, что сидит с открытым ртом. Другие реагировали не менее приметно. Лефер схватился за голову, Гринвуд вскочил и нервно зашагал по комнате, а Кирога хладнокровно заявил:

— Этого не может быть.

— Ах, не может быть?! — воскликнул Ольсен. — Тогда смотрите.

Он подбежал к двери и нажал ряд кнопок на расположенной возле нее панели. Стена, затянутая узорчатым обивочным материалом, начала белеть и превратилась в большой экран, по которому побежали кадры стереоленты. Вот король, словно позирующий перед кинокамерой (это он разглядывает странного узника Бастилии), вот картина с изображением Дианы-Габриэль, массивный стол, этажерка, окно, за которым можно было видеть волны Сены. Словом, все, как описывал Ольсен. Наблюдать эти чудом ожившие образы старины было ощущением ни с чем не сравнимым. Малинин почувствовал, что все присутствующие, включая невозмутимого Кирогу и самого Ольсена, заворожены совершавшимся на их глазах колдовством. Впервые с того момента, как путешественник во Времени начал свой рассказ, вся эта история обрела неотразимую, пугающую достоверность.

2

Монарх и его гость на экране вели свою беседу на старофранцузском языке, а чуть ниже изображения поползли буквы перевода.

Генрих (настойчиво и с раздражением). Говорите же, я жду!

Ольсен (после заметных колебаний). Вы правы, сир, я не ваш современник. Нас отделяют во времени восемь веков.

Генрих (хладнокровно). Как раз половина срока, минувшего от рождества Христова. Ну, зачем же вы к нам пожаловали?

Ольсен (смущен, в данной ему инструкции явно не предусматривался подобный вопрос). Видите ли, ваше величество, людьми моей эпохи движет понятная любознательность. Мы стремимся глубже познать прошлое, находя в нем бесценное поучение для сердца и ума. Полагаю, это не чуждо и вашим современникам.

«Витиевато изъясняется, не может найти нужного тона», — подумал Малинин.

Генрих (кивая). В молодости я основательно штудировал записки Цезаря о галльской войне. Вероятно, почерпнутая там мудрость помогла мне утереть нос испанскому кузену. Хотя и он, должно быть, читал Цезаря.

Ольсен (угодливо). Не каждому дано постигнуть мысль гения и извлечь урок из его деяний.

Малинин ощутил раздражение и по тому, как задвигались остальные, понял, что не он один. В самом деле, Ольсен изрекал какие-то банальности, да вдобавок тошнотворно льстил своему венценосному собеседнику.

Генрих (раздумчиво). Я всегда советую своим маршалам читать Цезаря. Не ради прямого подражания — упаси бог! Военное дело изрядно продвинулось вперед, особенно с тех пор, как появилась артиллерия. Но дух полководца, его воля — здесь всегда есть чему поучиться… (После секундной паузы, улыбаясь.) Впрочем, сам я ничему не научился, пока не набил себе шишек.

Ольсен. Иначе вы бы не стали великим королем.

Генрих. Да, разумеется. (Подавшись вперед и уткнув свой палец в грудь Ольсену.) Объясните, сударь, почему вы избрали для путешествия в прошлое день 14 мая 1610 года? Какое поучение вы и ваши ученые коллеги хотели извлечь из того факта, что фанатик, подосланный испанцами, собирался заколоть короля Франции?

Ольсен (в полном замешательстве). История полна неожиданностей, сир. Многие ее детали нам неизвестны, другие нуждаются в проверке. Кроме того, есть эффект присутствия. Одно дело описывать события с чужих слов и совсем другое — быть их свидетелем.

Генрих. Вы называете все причины, кроме главной.

Ольсен. Что государь имеет в виду?

Генрих. Вас прислали, чтобы предупредить меня о покушении Равальяка, не так ли?